На кухне мисс Элизы

Я открываю сундучок со специями и выставляю на стол черные эмалированные жестянки, крошечные стеклянные баночки, маленькие полотняные мешочки, подписанные от руки: гвоздика, куркума, кайенский перец, мускатный цвет, целые мускатные орехи, молотый имбирь, сушеные красные перчики чили, маринованный капсикум, перевязанные бечевкой палочки корицы, шарики черного перца, зеленый перец в маринаде, всевозможные смеси пряностей, составленные мистером Арноттом лично. Я ставлю на стол жестянку с этикеткой «Бенгальское карри мистера Арнотта».

— Давай попробуем это. Если получится удачно, включим рецепт в раздел «Зарубежная и еврейская кухня».

«Если мама не заартачится», — думаю я про себя и тут же вспоминаю, что меня ждет новая жизнь: я стану миссис Арнотт и не должна буду считаться с мамиными предрассудками. Из моей жизни навсегда уйдут досадные мелочи, которые приходится терпеть старой деве. Я поднимаю левую руку и воображаю кольцо на безымянном пальце. На секунду чувствую привычную пустоту на внутренней стороне локтя, но тут Энн спрашивает дрожащим голосом:

— Вы первая из своих сестер выйдете замуж, мисс Элиза?

Вопрос застает меня врасплох, напоминая о наших необычайно искренних отношениях, более приличествующих кухарке и ее помощнице, чем хозяйке с прислугой. Собственно, так и есть: я в этом доме скорее не хозяйка, а кухарка. А Энн слишком умна для прислуги.

Тут же спохватившись, она краснеет, просит прощения и проговаривается, что на кухне только и слышно, что о нас с мистером Арноттом. Мне нравится, что она так искренна и бесхитростна, и в то же время скромна.

— Тебе не за что извиняться.

Я открываю жестянку с порошком бенгальского карри, из которой пышет сухим пряным жаром.

— У меня есть младшая сестра, она замужем за доктором.

Я протягиваю Энн жестянку:

— Мистер Арнотт составил эту смесь сам. По-моему, она слишком острая на наш английский вкус.

— Тогда я лучше начну с ложечки для соли, а потом буду пробовать, да?

Я киваю и легонько сжимаю ее тонкую руку.

— Ты лучшая ученица на свете.

В ответ ее пальцы на секунду сжимают мои.

Мы целый день дружно готовим обед, действуя, как слаженный механизм. Меня только немного раздражают монотонные напевы Лиззи в буфетной, однако я говорю себе, что присутствие девочки позволяет Энн заниматься более квалифицированной работой. А я, в свою очередь, могу очаровывать нашего гостя. Пока Энн нарезает, жарит, перемешивает, поддерживает нужную температуру, я могу подумать о мистере Арнотте и о том, чего он ждет от жены. Разумеется, существуют определенные обстоятельства. Деликатные обстоятельства, которые следует обсуждать очень осторожно. Я не говорила об этом даже с матерью. Я не знаю, как о них заговорить, но это совершенно необходимо. Записывая время готовки, вес и меры, которые использует Энн, снимая пробу, высказывая свое мнение о приправах, я не перестаю думать о мистере Арнотте.

За обедом он сияет. По его словам, воды Танбридж-Уэллса принесли ему несомненную пользу. Он никогда себя так прекрасно не чувствовал. Затем он ловит мой взгляд и говорит:

— Мисс Актон, существует еще одна причина, по которой я сейчас пребываю в столь жизнерадостном расположении духа.

Я скромно опускаю глаза в тарелку с яблочным супом, искусно приправленным молотым имбирем из его коллекции.

— Рада за вас, сэр.

Господи, как отвратительно это притворство! Почему я не могу посмотреть ему прямо в глаза и сказать, что я — поэтесса с сомнительным прошлым, которая пишет кулинарную книгу по заказу издателя? Нет, я должна хранить молчание, как обещала матери. Ради несчастной семьи Актон, покрывшей себя позором.

— Это вы, Элиза. Могу я называть вас Элизой?

Я киваю, думая лишь о том, что он может мне предложить. Деньги. Свободу. Уважение. Семью. Возможно. Смогу ли я в таком возрасте родить здорового ребенка? Моя левая рука непроизвольно тянется к животу.

— Моя супруга, упокой Господь ее душу, скончалась в Индии три года назад. С тех пор я с головой ушел в работу, в ущерб своему здоровью. Поэтому я здесь.

Я встречаю его взгляд, не в силах больше смотреть на суп. Тем более что по поверхности змеится тонкий завиток жира. «Суп следует всегда процеживать от жира», — с легким раздражением думаю я.

— А теперь я воспрянул духом, и мое здоровье улучшилось. — Он замолкает, вытягивает из-за воротника салфетку и бросает на стол, будто показывая свою вновь обретенную силу. — Думаю, я вновь созрел для семейной жизни.

Жирная капля ползет, извиваясь, по поверхности супа, скручивается в блестящий локон. Мои щеки заливает румянец. Появляется Хэтти, начинает убирать со стола, и я отдаю себе отчет, что через минуту всем на кухне будет известно о театрально отброшенной мистером Арноттом салфетке и моих горящих щеках.

— С вами, мисс Актон, — добавляет он, как только Хэтти скрывается за дверь. — Если вы согласитесь…

От его прямоты у меня перехватывает дыхание, но если мы собираемся продолжать в столь прямолинейном ключе, я должна кое в чем признаться ему, не мешкая ни минуты.

— У меня нет приданого, — бормочу я.

— Ни пенни?

— Мой отец разорился. Этот дом мы арендуем.