На линии огня

Прячет их в карман и глядит на пленных весьма недружелюбно.

– Милани убили, – добавляет он угрюмо.

Лес-Форкес ошалело моргает, не в силах осознать новость.

– Что?

– Эти сволочи убили Милани… Когда мы перебрались через проволоку.

– Это точно?

– Да. Он бежал рядом, и я видел, как он свалился. И даже слышал, как чмокнула пуля. Я хотел было помочь ему, но тут подоспел капитан, дал мне такую затрещину, что берет свалился, и приказал не останавливаться.

– Уверен, что он погиб? Может, только…

– Я видел его глаза… Открытые и неподвижные. Вот сюда попало. – Он показывает себе на грудь. – Прямо в сердце. Когда я вскочил и побежал дальше, у меня вся рубашка была в крови.

Сантакреу смотрит на убитого и, кажется, хочет снова пнуть его. Потом угрожающе поворачивается к пленным.

– Агусти… – говорит Лес-Форкес.

– Чего?

– Брось, не надо.

Республиканцев гонят к остальным пленным: у стены их уже десятка два, и среди них есть раненые. Оказавшись у стены, многие бледнеют и смотрят на рекете с испугом в глазах.

Появляется Дальмау – огромный, взмокший, очень грязный, с неразлучным пулеметом на плече. Вид у него понурый.

– Милани убили, – сообщает он.

– Да мы уж знаем.

– А Хуанито Фальгераса ранило… То ли он гранату не добросил, то ли не выждал, то ли еще чего, но накрыло осколками…

– Тяжело ранило?

– Слепым останется…

Между могилами и кипарисами лежат трупы – несколько рекете и много красных. Не делая различия между теми и другими, обходит их патер Фонкальда в лиловой епитрахили, преклоняет колени перед каждым, отпускает покойнику грехи. За крестами, скошенными пулеметным огнем, в восточную часть кладбища строем идут мавританские стрелки.

– А-а, вон они, козлы арапские, – говорит Дальмау.

– Ну, по крайней мере, сегодня не бросили нас одних, – отвечает Сантакреу. – Говорят, дона Педро Колль де Рея вечером еле удержали – он собирался дать в морду командиру табора, благо одна рука у него здоровая.

– С него бы сталось… Он жив?

– Да вон он идет, – показывает Лес-Форкес.

К ним приближается Колль де Рей с несколькими рекете, и среди них его ординарец Кановас и сержант Хикой.

– Молодцы, ребята, – приговаривает на ходу капитан. – Молодцы.

Если бы не пыль, покрывающая его от берета до высоких сапог, он был бы по-всегдашнему безупречен. Левая рука у него забинтована и висит на шелковой косынке – неизвестно, откуда она взялась, но всеми воспринимается как должное, – двуствольное ружье небрежно зажато под мышкой, как будто капитан собрался на прогулку, однако патронташ, пересекающий грудь ординарца, сейчас пуст.

– Показали себя… Лицом в грязь не ударили. Молодцы.

Остановившись, он оглядывает пленных республиканцев, как загнанных на охоте кабанов. Сержант показывает ему собранные документы:

– Коммунисты настоящие, с партбилетами. Все до одного.

Колль де Рей просматривает членские книжечки и поворачивается к пленным:

– Офицеры, сержанты, капралы – два шага вперед.

Никто не трогается с места. Капитан передает свою двустволку ординарцу, здоровой рукой крутит усы.

– Кто из вас Роке Сугасагойтиа?

В ответ молчание. Сбившись в кучу, как скотина на бойне, пленные не поднимают глаз.

– Есть здесь лейтенант Сугасагойтиа? – настойчиво вопрошает Колль де Рей.

– Он убит, – раздается наконец чей-то голос.

Капитан, помолчав, раздумчиво покачивает головой.

– Жаль, – говорит он.

Лес-Форкес, Сантакреу и Дальмау, присев на одну из уцелевших могил, делят поровну добытый у красных табак и внимательно наблюдают за происходящим.

– Слыхали, что он сказал? – удивленно шепчет Сантакреу.

– Вы смотрите на меня с той благородной злобой, которая одна и пристала храбрецам, хорошо сражавшимся, но потерпевшим поражение. И она вызывает у меня уважение. Кроме того, вчера вы проявили человечность и позволили нам отступить и унести наших раненых, – он показывает на своих солдат. – Они и я этого не забудем.

Молчание. Ни республиканцы, ни националисты не размыкают губ.

– Есть здесь еще кто-нибудь из офицеров или сержантов?

Проходит томительно долгая минута, прежде чем из шеренги выходит и останавливается в трех шагах от Колль де Рея понурый человек в драном обмундировании с полуоторванной сержантской нашивкой на рукаве. Руки у него дрожат.

Капитан задерживает на нем взгляд:

– Имя?

– Фернандо Лагуна.

– Вы – старший по званию?

Помявшись, сержант оборачивается на своих и снова опускает голову:

– Вроде бы я.

Капитан продолжает с интересом рассматривать его. Затем пытливо оглядывается по сторонам. И, заметив троих рекете, при его приближении вскочивших с могильной плиты, на которой сидели, подходит к ним, забирает у них все сигареты и отдает их красному сержанту.

– Раздайте своим людям. И не бойтесь – никто не будет расстрелян. Порукой – мое слово.

И прежде чем повернуться и уйти, приказывает Хикою сжечь партийные билеты пленных.