На линии огня

– Да, но фашистскому начальству плевать, сколько их перебьют. Погонят, как всегда, волна за волной. Пушечное мясо. Чтоб дошли сто, пятьсот положат. А чтобы не дошли, надо еще больше перебить.

– Спокойно, Феликс. Перебьем. У тебя пулеметы хорошо пристреляны?

– Лучше не бывает, – отвечает лейтенант. – Немного по диагонали, как подобает. И патронов навалом.

– Вот и славно. Дашь им взбучку.

Гамбо показывает на полевой телефон в открытом бакелитовом корпусе. Провод, защищенный землей и камнями, змеится между скал.

– Меня еще бесит, что эта штука стала барахлить.

– А что такое?

– Соединяет через раз. Кабель проходит возле кладбища – его могло повредить осколком. Я просил проверить.

– Без телефона придется связных слать… – замечает Гарсия. – Хреново будет.

Гамбо шлет ему едко-насмешливый взгляд:

– Ну, маршал Фош, теперь скажи мне что-нибудь такое, чего бы я не знал.

– А что сказал подполковник Ланда? – вмешивается Серигот.

– Чтобы укрепились как следует, а он поможет чем сможет.

– Так говорит Чуминовский, знаменитый большевистский тактик.

– Ладно. А по делу?

– Чтоб держались любой ценой.

– Я этого и боялся. И мне не нравится, как это звучит.

– Да и мне тоже, – добавляет Ортуньо.

– И мне. «Любой ценой» всегда значит «ценой жизни».

– И что ты придумал, майор?

– Если останемся на связи, выполним приказ.

– А если не останемся?

– Будем держаться с утра до ночи, попрут фашисты или нет. Если к тому времени ситуация в Кастельетсе улучшится – а Ланда побожился, что улучшится, – восстановят контакт с нами.

Серигот смотрит на него с сомнением:

– Повторяю свой вопрос… А если нет?

– Там видно будет.

Но капитан не отводит глаз. Гамбо слишком давно знает его, чтобы поверить, будто он удовольствуется таким уклончивым ответом.

– А если не будет?

Покачав головой, майор со вздохом ведет пальцем по карте от высоты к городку – ведет медленно и словно с трудом. Муха садится ему на палец.

– В таком случае нам придется оставить Пепе и двинуться к Кастельетсу.

Ортуньо и комиссар озадаченно склоняются над планом, а капитан по-прежнему смотрит на командира.

– За двадцать четыре часа ситуация может ухудшиться, и ты это знаешь, – произносит он холодно. – А сейчас у нас было бы больше возможностей.

– Ты что – не доверяешь мне?

– Я не доверяю тому, что тебе сказали. Ты ведь не из тех, кто будет впустую гробить людей. Пепе – это мышеловка, и в других обстоятельствах мы давно бы уж собрали свои манатки и отступили бы в город… Ну, договаривай!

Снова вздохнув, Гамбо расстегивает нагрудный карман рубашки и достает оттуда вдвое сложенный листок:

– На вот, читай. Связной доставил из штаба бригады. В собственные руки и под расписку в получении.

Всем подразделениям вверенной нам бригады оставаться на занимаемых ими позициях, а в случае оставления их – немедленно контратаковать и выправить положение. Потерянная позиция должна быть возвращена. Ответственность за выполнение настоящего приказа возлагается на начальствующий и командный состав всех уровней.

Подпись: Рикардо, политкомиссар XI сводной бригады 42-й дивизии.

30.06.1938 г.

Серигот читает, потом передает бумагу лейтенанту Ортуньо и зло взглядывает на Рамиро Гарсию:

– Слышь, комиссар… Ты знал об этом?

Тот, явно испытывая неловкость, кивает:

– Десять минут назад узнал.

– Да ведь это не боевой приказ, мать их так. Это прямая и явная чекистская угроза!

– Впрочем, вполне в духе Русо, – говорит Гамбо. – Хоть он и уверяет, что это приказ по армии, стоящей на Эбро.

– И подполковник Ланда согласен?

Командир батальона Островского пожимает плечами:

– Ланда сам живет и другим дает жить. Или в данном случае – умереть.

Серигот глумливо подводит итог:

– Так наступил день святого Дроздеца.

Солнце уже передвинулось на другую часть Кастельетса. Вивиан Шерман жует русскую тушенку, отдающую бензином, и смотрит на склон восточной высоты.

– Ага, вот и Чим идет.

Фил Табб, лежавший рядом с ней в канаве, приподнимается, чтобы разглядеть. Приподнимается слегка, потому что невозможно угадать, когда франкистская артиллерия откроет огонь и начнет засыпать снарядами обратный скат высоты и открытое место перед сосновой рощей, над которой вечно, никогда полностью не рассеиваясь, висит пыльное марево.

– И как будто не торопится.

– Торопыг тоже убивают.

Чим Лангер спускается по откосу, а навстречу ему, так же как он, стараясь не выходить в открытое пространство, поднимаются интербригадовцы, посланные усилить оборону на гребне высоты, на которую с другого склона идет ожесточенная контратака. Вивиан и Табб уже довольно давно сидят в этой канаве: они видели, как сначала 2-я рота батальона Джексона овладела вершиной высоты и как теперь, после яростного отпора националистов, туда же направляется и 1-я.