На линии огня

С гребня высоты Пепе майор-ополченец Гамбо Лагуна видит их – запаленных от бега, в пропотелых, побуревших от пыли и копоти рубашках. Это те, кто уцелел в бою за кладбище, недавно взятом франкистами, – четырнадцать изможденных людей, среди которых есть и раненые. Командир батальона Островского, следивший за боем в бинокль, был бессильным свидетелем отчаянного сопротивления и плачевного финала. О лейтенанте из 3-й роты ничего не известно, но сомнительно, чтобы от нее осталась хотя бы четверть: выжившие пересекают Рамблу по направлению к городку, другие ищут убежища где-то поблизости от высоты. Испытанные в сражениях солдаты, закаленные и стойкие бойцы, они отстаивали каждую пядь земли, дрались за каждую могилу, однако артиллерия переломила им хребет, пехота же, атаковавшая с беспримерным напором, довершила дело. Майора трижды – последний раз уже не по телефону, а через связного – просили прислать подкрепление, но он этого сделать не мог, а сейчас должен обеспечить собственную оборону, потому что знает – следующей целью франкистов будут его позиции.

– Беда… – замечает Рамиро Гарсия, комиссар батальона.

– Да это не просто беда, – кивает Гамбо. – Это почти катастрофа. Кладбище в руках франкистов – это затвор мышеловки. И наши, запертые в городке, с каждой минутой все дальше от нас.

Рядом стоят капитан Симон Серигот и лейтенант Феликс Ортуньо. Все четверо с тревогой смотрят, как дым пожаров окутывает центр Кастельетса, откуда доносится отдаленное эхо выстрелов.

– То есть, – подводит итог Серигот, – мы оказались в западне.

– Похоже на то.

– Полагаю, что атаковать кладбище невозможно, – говорит Рамиро Гарсия.

Не отводя от глаз бинокль, Гамбо отвечает:

– Правильно полагаешь. Для обороны высоты у нас имеются двести пятьдесят два человека – две роты. Подкреплений с того берега не будет, а остатки бригады завязли в городке и удерживают Лолу.

– Может, интербригадовцы?..

– На вот. – Гамбо передает ему бинокль. – Взгляни на своих интербригадовцев.

Гарсия наводит окуляры на другую высоту. Гребень ее заволочен дымом, где мерцают вспышки.

– О черт…

– Да, вот именно.

Гамбо забирает бинокль и, прыгая по скалам, добирается до расщелины, прикрытой брезентом, – там разместился командный пункт. Солдаты машут кирками и лопатами, таскают камни, возводя брустверы на той стороне, что смотрит на кладбище. Почва здесь до того твердая и каменистая, что и на полметра углубиться в нее – настоящий подвиг.

На пустых патронных ящиках расстелен план Кастельетса в масштабе 1:20 000, стоят потушенная ацетиленовая лампа и полевой телефон. Гамбо снимает фуражку, подзывает своих офицеров поближе и показывает на карте:

– Захватив кладбище, фашисты могут проникнуть вплоть до самой реки, и вся бригада попадет в мешок. Вот здесь, видите?.. И я думаю, Фаустино Ланда прежде всего попытается перекрыть им пути.

– Думаешь? – хмуро переспрашивает Гарсия.

– Да, это всего лишь мои мысли.

– И с какими же силами он будет пытаться, если резервов нет?

Гамбо медлит с ответом:

– С остатками батальона Фахардо, разумеется. Или еще что-нибудь отыщет.

Четверо офицеров мрачно переглядываются. Они знают, что Второй батальон под командованием майора Фахардо медленно истаивал в последние шесть дней, когда держал кладбище, оборонял высоту Пепе, атаковал скит Апаресида и сражался в Кастельетсе вместе с Первым. Из четырехсот человек, форсировавших реку, в строю, по самым скромным подсчетам, должно оставаться сейчас не больше роты.

– А что там с нашими минометами на Рамбле? – спрашивает лейтенант Ортуньо.

Он родом из Сеговии, ему за сорок. До войны был трамвайным кондуктором, стал социалистом в незапамятные времена и в 34-м вступил в партию. Взглянув на него, Гамбо пожимает плечами:

– Они оказались на передовой, и их тоже передвинули к Кастельетсу.

– Ты шутишь, что ли, майор?

– Какие уж тут шутки.

– Да кто ж это так распорядился?

– Понятия не имею. Знаю только, что фашисты подобрались так близко, что батарея оказалась под ударом.

– Да мать их так, это же наши минометы! – взрывается Серигот.

– Вот именно.

– По крайней мере у нас остались два «максима», – утешает себя Ортуньо. – Это кое-что.

Они сумрачно переглядываются. И лица, и рубахи взмокли от пота. Мухи уже так давно не дают им покоя, что надоело отгонять.

– И все же, – интересуется Серигот, – что мы будем тут делать?

– Боюсь, что ничего особенного, – пожимает плечами Гамбо. – Будем оттягивать на себя крупные силы франкистов, сковывать их, угрожать им с фланга, чтобы они трижды подумали, прежде чем начать наступление со стороны кладбища… А ночью нанесем им удар – стремительный и яростный, пойдем в рукопашную – пусть не расслабляются. – Он переводит взгляд на Ортуньо. – Ты этим займешься.

– Слушаюсь.

– Нам нужна постоянная артиллерийская подготовка, – напоминает Серигот. – И не только минометами, но и дальнобойной, с Вертисе-Кампа.

– Не думаю, что рекете попрут наверх, – успокаивает его Гамбо. – Вчера и сегодня им крепко досталось.

– А мавры? Завопят на своей тарабарщине – и полезут.

– Полезут – встретим. Наших ребят аллахом не напугаешь.