На линии огня

И они выходят на улицу. Мостовая засыпана битым кирпичом и черепицей, фасады выщерблены пулями и осколками. Ночь выдалась спокойной, дала передышку, но вчера бои были жестокие, франкисты дошли почти до самой церкви – до ее почерневшего от дыма и гари остова: изуродованные стропила торчат под небом, уже золотящимся на востоке. Танки франкистов остановились на некотором расстоянии от баррикады, ожидая, когда пехота обеспечит им продвижение. А по тому, как ведется сейчас огонь, подрывник угадывает, что легионеры под прикрытием темноты просачиваются с обоих концов улицы к церкви и площади. Когда доберутся, танки будут здесь.

– И уже скоро.

Распределив Касау и прочих новобранцев по местам, подрывники с Рафаэлем и Люисом идут к главной баррикаде. Идут пригибаясь, потому что над головами жужжат пули. Короткие очереди франкистского пулемета время от времени барабанят по фасадам и вздымают в воздух обломки черепицы. Баррикада, сложенная из кирпичей, балок, набитыми землей мешков с проделанными между ними бойницами, ночью была укреплена и выглядит солидно. Возле амбразуры стоит старшина Кансела и еще один солдат с «маузером TG», тяжелым и длинным – в рост человека – противотанковым ружьем на подсошках, которое стреляет патронами 13,2 мм со стальным сердечником; двадцать лет назад в траншеях Первой мировой оно считалось грозным оружием, однако теперь вызывает нарекания: чудовищной отдачей может сломать неосторожному стрелку ключицу, а современную броню пробивает лишь под определенным углом и не дальше чем со ста метров.

– Зашевелились, – сообщает Кансела.

– Ночью здорово продвинулись, – озабоченно говорит Панисо.

Старшина показывает на ближайшие дома по обе стороны улицы:

– Близко подобрались… Кое-где – на тридцать шагов. Вплотную, можно сказать…

Панисо недоверчиво прикасается к черному холодному стволу ПТР:

– Сейчас танки пойдут… Ты займешься этим консервным ножом?

Кансела без особого воодушевления со вздохом отвечает:

– Кому-то же надо… – И тычет пальцем в солдата с патронным ящиком у ног. – Вот он у меня вторым номером будет.

Панисо показывает на Ольмоса и новобранцев:

– Кум пойдет по одной стороне, я – по другой. И эти птенчики – с нами. И с бутылками.

Старшина скептически оглядывает мальчишек.

– Они хоть знают, на что идут? – с сомнением спрашивает он. – Опыт в таких делах имеется?

– Опыт – дело наживное.

Внезапно вблизи падают три мины, дробя черепицу и поднимая облако пыли, заволакивающее всю улицу. Почти одновременно начинается оживленная пальба – пули градом щелкают по фасадам соседних домов и по брустверу баррикады, заставляя всех пригнуться.

– Ну вот и они, – говорит Кансела. – Пожаловали.

Выставив в амбразуру ствол ружья, он отводит назад затвор и вставляет в паз блестящий патрон длиной сантиметров пятнадцать, поданный вторым номером. Закрываясь, затвор лязгает не хуже орудийного казенника.

– Каждому свое, – добавляет старшина и, сощурив один глаз, совмещает прорезь с мушкой.

– Ружьишки свои – за спину, – приказывает Панисо, – и тащите бензин. По две бутылки каждый.

Юнцы, пригнувшись, убегают, а подрывники переглядываются. Говорить тут особо не о чем.

– Давай ты справа пойдешь, – предлагает Панисо. – А я по левой стороне.

– Ладно.

Они проверяют одну за другой все четыре гранаты, висящие у каждого на поясе, и снова переглядываются:

– Удачной охоты, Хулиан.

– И тебе того же. Пошли в Пенхамо.

С этими словами они расходятся в тот самый миг, когда прибегают сосунки с бутылками бензина. Панисо – а за ним и Рафаэль – ныряет в дверь первого же дома по левой стороне. Проходит через проломы в стенах до последнего дома, который пока еще в руках республиканцев. Там из окон, заложенных мешками с землей, ведут огонь человек десять. Пол, как ковром, покрыт стреляными гильзами, в воздухе висят едкие клубы пороха.

– Кто старший?

Командир – Панисо и прежде видел этого седоватого капрала с ухватками опытного бойца – оборачивается к нему, смотрит на гранаты у пояса и на бутылки с бензином. Это не требует разъяснений. Он ограничивается одним вопросом:

– Как собираетесь действовать?

У него – сильный астурийский выговор, недельная щетина, крупные грязные кисти рук. На левой не хватает мизинца, на тыльной стороне вытатуированы четыре голубоватые точки. Панисо наклоняется и осторожно смотрит в амбразуру.

– Как считаешь – можно продвинуться по улице хоть немного?

Капрал показывает на полуразвалившуюся каменную стену – ограду маленького сарая:

– Если ползком да мы прикроем как следует – доберешься дотуда.

– А в дом рядом?

– Он ничейный, ну или был еще недавно… Сомневаюсь, чтоб эти олухи открыли огонь оттуда.

– Сомневаешься или уверен?

– Я даже в жене своей не уверен.

Панисо вглядывается:

– В самом деле сможете прикрыть меня?

– Мои ребята хорошо стреляют, – капрал показывает на ручной пулемет Дегтярева, стоящий у бойницы. – Он начнет, мы поддержим винтовками – глядишь, заставим пригнуться.

– Думаешь? Там серьезные парни…