На линии огня

Они уже поравнялись с хвостом колонны, и при звуке мотора замыкающие сторонятся, уступая дорогу, с любопытством смотрят на «альфу-ромео» и на пассажиров в ней.

– Ну-ка стой, – приказывает Чим на середине строя.

Педро тормозит, а чех достает из сумки «лейку», рысцой возвращается в конец колонны, наводит камеру на солдат. Их человек триста, прикидывает Вивиан. Кто-то вскидывает к плечу сжатый кулак, кто-то улыбается в объектив, но у большинства мокрые от пота лица остаются серьезны. Видно, что солдаты выдохлись после долгого марша и вид у них не очень бравый. И единообразие их облика оставляет желать лучшего: лишь немногие в стальных касках, в военной форме, в синих или коричневых комбинезонах, остальные в штатском – суконные или саржевые брюки, белые рубахи с засученными рукавами, альпаргаты. Скатанные одеяла, винтовки трех или четырех видов за плечами, иные вместо ременного уставного снаряжения приспособили веревки, а вместо патронташей – тяжелые парусиновые сумки или притороченные к поясу платки. Кто в чем и кто во что горазд, думает Вивиан. Создается впечатление неподготовленности. И даже слабости.

– Какие они все юные! – удивляется она.

Вместе с Таббом и водителем она выходит из машины и, прислонившись к борту, смотрит на идущих мимо солдат.

– Куда это они? – спрашивает Табб. – К Эбро?

Педро кивает, сплевывает себе под ноги и снова кивает. Потом косится на Чима, который продолжает снимать. Шофер обычно так словоохотлив, а сейчас из него слова не вытянешь. Ему явно не по себе.

– Эти ребята 1920 года рождения, только что призванные Республикой в ряды, – говорит он наконец.

– Боже!.. – восклицает Вивиан. – Взгляните на эти лица… Это же дети.

Она поворачивается к Педро, а тот – мрачнее тучи. Она никогда прежде не видела его таким.

– Да, им по восемнадцать лет… А иным – и по семнадцать.

– Бедные их матери, – взволнованно вздыхает американка.

– И бедная Республика.

– Это их называют «поскребышами»? – холодно осведомляется Табб.

Шофер, как от нестерпимой горечи, кривит рот:

– Их. А еще – «набор сосунков».

Командный пункт: в клубах табачного дыма входят и выходят, получая и передавая приказы, вооруженные люди в мокрых от пота рубахах. Пато Монсон поднимает глаза от полевого коммутатора и видит перед собой командира XI бригады подполковника Фаустино Ланду – он возвышается над ней, одна рука почесывает брюхо под рубахой, другая держит сигару. Рядом – майор Карбонелль и комиссар, которого все называют Русо.

– Оттуда не могу связаться… – Ланда тычет сигарой в тот угол, где среди вороха карт Марго и сержант Экспосито с отвертками и плоскогубцами колдуют над двумя рациями. – Можешь соединить меня по телефону, пока они не наладят?

Пато снимает наушники:

– Конечно, товарищ подполковник. С кем?

– С командиром Четвертого батальона капитаном Баскуньяной.

От этого имени Пато бросает в легкую дрожь.

– Сейчас.

Стараясь не отвлекаться на посторонние мысли, девушка вставляет штекер в одно из десяти гнезд. Потом снимает трубку, трижды крутит рукоятку. Сквозь треск и хрипы с того конца провода, связывающего Аринеру и восточную высоту, пробивается мужской голос:

– Лола, штаб Четвертого слушает.

– Командира части, пожалуйста.

– Кто говорит?

– Командир бригады.

– Момент.

Стараясь не замечать устремленных на нее мужских взглядов, Пато – воплощение безупречной деловитости – не сводит глаз с коммутатора, прижимает трубку к уху. И не спешит передать ее подполковнику, потому что хочет услышать голос Баскуньяны. Очень хочет.

– Я скажу, когда ответят, товарищ подполковник, – говорит она Ланде.

На миг ей кажется, что тот сейчас сорвет с нее наушники, но командир бригады лишь окутывается облаком сигарного дыма и нетерпеливо переглядывается со своими спутниками.

– Сейчас, сейчас, – успокаивает она.

Сквозь треск разрядов слышится отдаленный грохот. Бой, вероятно, идет у самого КП.

– Баскуньяна.

Пато чуть не вздрагивает. Молчит, плотно сжав губы, притискивает трубку к уху, ловит каждый отзвук только что прозвучавшего голоса. И делает вид, что никто пока не ответил.

– Алло, КП Четвертого слушает.

Внутренняя дрожь усиливается. Внезапно Пато сознает, что так крепко вцепилась в трубку, что ладонь стала влажной от пота.

– Баскуньяна на связи, – настойчиво и с нотками раздражения повторяет голос. – С кем я говорю?

– Одну минуточку, товарищ, – спохватывается наконец Пато. – Будет говорить товарищ подполковник.

Ланда хватает трубку – льется поток приказов и инструкций, меж тем как Пато поверх проводов и штекеров смотрит на гарнитуру, горько жалея, что не сообразила ее надеть. Потом прислушивается к разговору. Подполковник недоволен тем, как идут дела на высоте Лола: хребет по-прежнему в руках фашистов. Из ответов Баскуньяны можно понять, что его люди делают все, что могут, но столкнулись с ожесточенным сопротивлением и несут большие потери. В том числе – и от огня своей артиллерии: 105-миллиметровые орудия ведут слишком частый огонь с малой дистанции.