На литературных баррикадах

Коллектив редакции был дружной семьей. Крепкая, повседневная, нерушимая связь с армией лежала в основе нашей работы.

— Мы — локафовцы, — всегда с гордостью говорил Вишневский. — Основная наша тема — военная.

Эта тема была особенно важна в грозовой обстановке тридцатых годов.

Помню случай, когда эта постоянная «военная» устремленность Вишневского даже смутила одного из гостей редакции.

В 1937 году в Советский Союз приехал Лион Фейхтвангер. Мы печатали его в журнале и устроили ему прием. На приеме были основные наши авторы, все военные писатели — Соболев, Горбатов, Луговской, Лебедев-Кумач, Вашенцев.

Представляя нас Фейхтвангеру, Вишневский называл наши военные звания:

— Капитан второго ранга Соболев, батальонный комиссар Исбах, бригадный интендант Лебедев-Кумач…

Казалось, что он сейчас выстроит всех нас и подаст команду:

— Смирно… Под знамя!..

Потом, уже за ужином, Фейхтвангер, смеясь, признался нам, что ему показалось, будто он попал не в редакцию, а в генеральный штаб…

2

— Локафовцы должны всегда жить насущными интересами армии, — говорил Вишневский.

Мы были частыми гостями военных частей.

В начале тридцатых годов на общеармейских маневрах в Вязниках Вишневский возглавил весьма солидную бригаду, в которую наряду с нами, молодыми, входили такие солидные писатели, как Серафимович и Новиков-Прибой.

Во время маневров Всеволод ввел в нашей бригаде обычную воинскую дисциплину. Подъем… Зарядка… Меня он назначил начальником штаба, и я был обязан каждое утро с картами в руках докладывать о наших маршрутах, дислокации частей, о характере предстоящих занятий.

По вечерам после того или иного хода маневров Всеволод собирал всю бригаду, расспрашивал о впечатлениях и делал «тактический разбор».

Одних из нас Всеволод направлял к «синим», других к «красным». Мы участвовали в боях как противники и потом могли осветить ту или иную операцию с разных сторон.

Осветить — это значило не только делать записи в своих походных дневниках или писать корреспонденции в центральные газеты. Это значило участвовать и в дивизионных многотиражках, и в разных «боевых листках».

Вместе с Вишневским мы написали корреспонденцию о маневрах для одной московской газеты. Я писал черновой вариант корреспонденции. Всеволод долго правил ее и приводил в порядок военную терминологию.

На обратном пути в Москву мы попали в одно купе со старым конником, командармом первого ранга Тюленевым.

У автора «Первой Конной» нашлось о чем поговорить со старым кавалеристом. Они говорили всю ночь. Бесконечной кинематографической лентой разворачивались красочные эпизоды гражданской войны. И Всеволод как-то по-новому раскрылся передо мною.

Еще одна грань образа… Еще одна черта характера…

Мне пришлось быть на Черном море, на крейсере «Червона Украина», в то лето, когда снимался фильм «Мы из Кронштадта».

Никогда не забыть, как волновался тогда Всеволод. Он присутствовал почти на всех съемках. Вносил свои поправки, давал советы режиссеру. Казалось, еще момент — и он сам, как когда-то, бросится в атаку вместе с кронштадтцами под ослепительным светом «юпитеров».

— Как же мне не волноваться, — сказал он мне однажды, когда поздним вечером мы прогуливались по севастопольскому бульвару. — Для меня это не просто история, это ведь кусок моей жизни. В этих кадрах струится моя кровь. Как бы я хотел, чтобы зрители услышали биение сердец кронштадтских моряков, чтобы картина эта была не только реквиемом, но и запевом боевой трубы, чтобы она не только передавала опыт наших боев, но и звала к новым битвам против фашизма…

Ему, Всеволоду, выпало огромное счастье. Он увидел свою мечту осуществленной.

Однажды во время других маневров мы попали в авиационный полк, в котором было немало летчиков, побывавших в Испании. Многих из них Всеволод видел в Мадриде в 1937 году.

Вспоминали о воздушных боях под Мадридом. О Матэ Залке — генерале Лукаче. Казалось, Всеволод опять переживает те славные дни, когда в Мадриде показывали фильмы «Чапаев» и «Мы из Кронштадта», когда, вдохновленные подвигами русских моряков, шли в бой за народ испанские республиканцы.

…Нам, локафовцам, поручили написать историю одной прославленной дивизии.

В места, где размещалась дивизия, выехала бригада во главе с Вишневским. Мы наметили план работы, разъехались по полкам. Мне с Всеволодом пришлось рыскать на машине по бездорожью. Стояла весенняя распутица. Еще не растаяли снега. Машина наша застряла. Мы долго толкали ее. Все мы были в шинелях, в добротных армейских сапогах, а Всеволод во флотских брюках-клеш и туфлях. Он промок до нитки. Но не отставал от нас. В полк приехали к вечеру. Так и не успели просохнуть.

Всеволод был, что называется, в ударе. Он любил такие вот неожиданные приключения. Они напоминали ему фронтовую обстановку.

Он рассказывал о гражданской войне, о флоте. Сидевшие перед нами молодые бойцы не отрывали от него глаз.

Маленький, коренастый, в широких флотских брюках, с орденами Ленина и Красного Знамени на кителе, он, казалось, сошел с экрана созданной им, любимой бойцами картины «Мы из Кронштадта».