В первый «медовый» месяц после выхода «Брусков» авербаховцы, учитывая огромный резонанс романа, старались всячески обласкать Панферова. О нем писали во всех рапповских журналах, его ввели во все руководящие органы. Его даже чрезмерно захваливали.
В 1930 году в статье «Генеральная задача пролетарской литературы» («На литературном посту» № 2) Юрий Либединский, один из основных рапповских теоретиков, писал:
«Произведение «Бруски» Панферова
Ф. И. Панферов вместе с другими руководителями ассоциации принимал активное участие во всей борьбе с рецидивами враждебных классовых влияний. Но очень скоро он ощутил ту затхлую, сектантскую атмосферу внутри РАПП, которая глушила истинно творческие начинания, которая отгораживала пролетарских писателей от всей растущей и крепнущей советской литературы.
Близкий по духу Фурманову и Серафимовичу, Панферов ненавидел всякое политиканство и комчванские замашки.
И не раз, собираясь у него на квартире, после читки новой главы или рассказа мы сетовали на отсутствие в РАПП истинно творческой обстановки.
Эту нарастающую оппозицию не мог не почувствовать Авербах. Он решил действовать испытанными приемами: «Разделяй и властвуй». Он пытался рассорить Фадеева с Панферовым и сыграть роль примирителя.
Между тем события развивались. Росли и методологические и творческие разногласия. Автор «Недели» Юрий Либединский, хороший и честный писатель-коммунист, к сожалению слепо веривший в ту пору Авербаху, написал роман «Рождение героя».
Читка романа впервые состоялась на квартире Авербаха. Ни Панферову, ни Ильенкову, ни мне роман не понравился. Он был оторван от всей созидательной, творческой жизни страны. Действие в нем развивалось вне времени и пространства… Сказывалось и влияние перевальских теорий о «вечных, стихийных формах жизни», о значении «подсознательного» в формировании человеческих чувств, переживаний, поступков.
А роман появился в дни ожесточенных классовых сражений, в дни боев за коллективизацию.
Между тем Авербах и его ближайшие друзья объявили роман знаменем пролетарской литературы.
Ермилов говорил о «Рождении героя» как о примере овладения методом диалектического материализма.
Панферов сдержанно (это было только начало нашей грядущей внутрирапповской борьбы) выступил с критикой «Рождения героя».
В. П. Ильенков и я поддержали его.
Надо было видеть, какая буря поднялась в кругу напостовцев. Нас объявили чуть ли не изменниками, ненастоящими напостовцами (что могло быть разительнее подобного обвинения!). Нас едва ли не предали анафеме.
Я-то уже привык к подобным методам полемики. Я еще помнил фурмановскую борьбу 1925—1926 годов. Но Панферов был совершенно подавлен.
Борьба развивалась. Тот же Юрий Либединский, который пел хвалу «Брускам», в том же журнале «На литературном посту» написал:
«Панферов, нагромождая богатый эмпирический материал, не понимает задачи его осмысливания… В «Брусках»… он не диалектически осмысливает, а механически сцепляет различные стороны действительности… В литературе предстоит вести серьезнейший спор с эмпириками…»
Итак, слово было найдено. Мы были названы эмпириками. Едва ли не «ползучими»… «Рождение героя» — классика пролетарской литературы. А «Бруски» — эмпиризм.
И пошло-поехало… С каждым днем у нас, «строптивых», находили все более серьезные отступления от напостовства.
Мы были слабыми теоретиками. Но мы ясно ощущали, что авербаховское руководство уже явно вредит развитию литературы. И мы начали бой.
Мы создали свою творческую группу, получившую название «панферовской».
Основным лозунгом творческой группы, боровшейся против Авербаха, был лозунг более глубокого изучения жизни, большей близости к нашей современности. «Прощупать жизнь своими руками».
Все чаще собирались мы на квартире Панферова. Много читали, спорили. Это был для нас творческий оазис в рапповском «департаменте», приобретавшем все более казенные, чиновные формы.
Секретарем творческой группы был Борис Горбатов. Он вел протоколы заседаний группы, вел их весело, пересыпая записи о тех или иных принципиальных творческих решениях юмористическими интермедиями, каламбурами, сатирическими зарисовками.
Нашу творческую группу сначала никак не хотели утверждать. В секретариате РАПП (мы находились там в абсолютном меньшинстве) нас «допрашивали», упрекали в заговорах, в нарушении «напостовского единства», мешали нашей творческой работе, осуждали наши новые произведения.
Ошибки рапповского руководства становились все более явственными и опасными.