На милость дня. Былинки

Это трудно – вдруг оказаться на обочине жизни. Еще вчера ты что-то решал, от тебя что-то зависело, ты звонил и получал электронную почту, что-то безпокоило тебя по работе и дому – и все это отступает, отступает, прячется, оставляя тебя наедине с твоей непонятной другим болезнью. Жена привычно собирает вещи без малейшей тревоги твоим временным отсутствием. И вправду, чего тревожиться – к моим жалобам она давно привыкла и вообще думает, что у меня не сосуды, а…

Стучат на стыках колеса, а паровоз гудит, все гудит и гудит: «У-у-у-х-у-с-т-а-а-л-о-т-д-о-х-н-у-у-т-ь-б-ы-ы…»

В сторожке ходики трясутся

над расписаньем у окна.
И гуси белые пасутся
по насыпи у полотна.

Он к переезду подойдет,

покурит молча, поскучает…
Он никого уже не ждет,
он только поезда встречает.

Александр Шевелев, СПб. † 1993

* * *

Стыдно, конечно, а хочется, чтобы пожалели, хотя и не принято это в православии – саможалением заниматься или из других жалость выжимать. Чтобы не только жена волновалась – как ты, родной? – но чтобы почти незнакомые люди вдруг вспомнили о твоем существовании и посочувствовали.

Может, в этом глупость виновата?

Что ж тут слезы: лей или не лей!
Вот она, больничная палата…
Ты меня возьми и пожалей!

Евгений Винокуров

Зачем тебе? Да не знаю, наверное, это в людях заложено – жалость и злость – раздельно. А вот злобожалости в человеке нет; если признают такое – неправда это, чтобы оправдать свое бездушие. Надо у батюшки справиться – плохо, когда жалеют или нет? Меня духовник даже по головке гладил в минуту уныния. Деньгами мы еще можем посочувствовать, а словом стережемся – фальшивые звуки выходят, уши режет.

Разве в ней узнаешь прежнюю?
Тяжко женщина больна…
На врача глядит с надеждою,
с тайной верою она.

Смотрит жалобно, украдкою,

снега белого белей —
знать, измучена догадкою…
Ты солги ей, пожалей.

Хоть известно все заранее —

ты молчи, владей собой,
чтоб не вырвали признания
ни улыбкой, ни мольбой.

Пусть давно уж нет сомнения,

все слабей ее шаги,
этой ложью – во спасение —
как сумеешь, помоги…

Семен Ботвинник, СПб. † 2004

Странно как-то получается: хотел написать об одном, жалость к себе привлечь, а последнее стихотворение все на свои места поставило; не зря батюшка повторяет: «Сашенька, оглянись вокруг, сколько горя у людей!..» А я нюни распустил.

В час, когда до боли тошно
быть с собой наедине,
месяц – как твоя ладошка —
появляется в окне,
и горит твоя улыбка
посреди ночных планет.
Слышишь, мама, это пытка,
что тебя на свете нет.
Мне неможется, мне тесно,
душный город ждет зарю…
Ну, погладь меня, как в детстве, —
я окошко растворю!

Геннадий Георгиев

* * *

Наконец-то умудрился лечь на 10 дней в клинику – между сданным номером и начинающейся в начале ноября православной выставкой образовался небольшой промежуток. Иначе не достанет сил провести у стенда газеты 60 часов за шесть долгих выставочных дней.

На выходные отпустили домой, а дома меня ждало письмо читательницы.

«Господи, благослови!

Здравствуйте!