На милость дня. Былинки

Сегодня я допоздна буду сидеть над былинками – соскучился. Всю больничную неделю крутились в голове сюжеты и сюжетики, но я специально не записывал: когда «былинка» созреет, она не даст о себе забыть и, как заноза, будет напоминать о себе, пока не положишь ее на бумагу.

Я возьмусь за работу ночную,

И пускай их до белого дня
Обнимаются напропалую,
Пьют вино, кто моложе меня.

Что мне в том? Непочатая глыба,

На два века труда предо мной.
Может, кто-нибудь скажет спасибо
За постылый мой подвиг ночной.

Арсений Тарковский

* * *

Я соскучился по книгам с сотнями закладок, даже по уже написанному: свежим глазом лучше править, вставлять или изымать стихи, подбирать уёмистые слова и вообще делать все то, что называется творчеством. И нет смысла заигрывать с читателем: как только начинаешь писать на публику, ты пишешь иначе, а люди сразу чувствуют – нет, не ложь – некий наигрыш, что ли. Происходит незаметный сдвиг в душе, и автор становится другим, непохожим, лучше, чем есть он на самом деле.

Он для пользы нашей вящей,
Старых истин строгий тон.
«Ни на что не годен спящий», —
Говорил мудрец Платон.

А мудрец ветлужский Митрий

И поныне говорит:
«Ни на что не годен хитрый,
Пусть весь мир перехитрит».

Лечат беды три лекарства,

Держат счастье три кита:
Нрав, не знающий лукавства,
Простота и доброта.

Виктор Кочетов

Буду следовать этому совету.

* * *

По вагону метро медленно продвигается сквозь терпеливую толпу молодой парень, прихрамывая на одну ногу, Я не расслышал, что он излагал вначале просящим тоном – то ли на операцию, то ли дом сгорел, то ли похоронить кого-то, Когда он проходил мимо с открытой для денег сумкой, я внимательно рассмотрел его: широкая спина, сильные руки и глядящие в никуда глаза, По всему, он не милостыню просил – он работал, Парень подошел к двери, чтобы на остановке перейти в следующий вагон, но через стекло увидел двух увлеченно разговаривающих милиционеров, Он резко развернулся и ушел к противоположной двери, Теперь мои сомнения отпали.

И все же как я ни был мал, а в память врезалось навеки, как милостыню я подал впервые нищему калеке, как, увидав его едва у грязной рыночной ограды, я вспомнил мамины слова, что за добро нас ждет награда, Да и не только оттого тогда сошлись у нас дороги, Я просто пожалел его за то, что он такой убогий, за то, что зябко он глядел, за то, что солнце грело крепко, И все копейки, что имел, я бросил в сморщенную кепку, Монеты звякнули на дне, они пошли на дело, верно, Так отчего же стало мне в тот миг не радостно, а скверно? Так, что я бросился бежать, сквозь годы убежав настолько, что милостыню подавать теперь не стыдно мне нисколько? (Диомид Костюрин),

Видать, разные бывают инвалиды. Разве нельзя с больной ногой, но здоровыми руками заработать себе на хлеб? Вы же читали раньше в книге исповедь инвалида «Господь прочтет мой дневник»? А этот?… Не дай Бог, жизнь сведет с ним в одной упряжке идти, Захромает, как есть захромает и всю тяжесть на тебя положит, Не подавайте таким, братья! Сберегите свои трудовые, потом заработанные копеечки на истинно благое дело. Помните, апостол Павел наставлял: «Пусть милостыня вспотеет в руке твоей»? Много их развелось сейчас, захребетников организованных, по сути своей бандитов, которые не ножом орудуют, а давят на жалость нашу извечную русскую – и получают, делят и снова бродят по людным местам слезы слюнями размазывать. Как-то подошел ко мне неважно одетый человек попросить на хлеб, но я предложил накормить его в ближайшей харчевне. А он обиделся и пропал.

В другой раз я кошелек нашел с пятьюстами рублями, был соблазн присвоить, но уже и опыт имелся весьма болезненный; я опрометью к батюшке и в его ручки отдал – он-то знает, как ими по-божески распорядиться…