На милость дня. Былинки

«Вооруженные широкими лопатами дворники очищали перед дверями тротуар и бросали снег на мостовую, точно щебенку на насыпную дорогу, Со всех сторон прибывали сани, и, удивительная вещь, за одну ночь столь многочисленные дрожки исчезли напрочь, Уже нельзя было встретить на улице ни одной колесной повозки, Казалось, что за ночь город вернулся к более низкой стадии цивилизации, когда колесо еще не было придумано, Роспуски, телеги, все повозки на колесах скользили теперь на полозьях, Мужики везли свои корзины на санках, дергая их за веревку, Шапочки с раструбом кверху исчезли и уступили место бархатным шапкам.

Я возвратился домой очень довольный ездой. После завтрака я прогулялся пешком на берег Невы, чтобы полюбоваться зимней сменой декораций. Всего несколько дней назад я видел, как эта широкая река, течением перекатывая мраморные складки волн, в безконечном движении своем отражала игру света. Ее без устали бороздили корабли, лодки, пароходы, барки. Она текла к Финскому заливу. Теперь река полностью изменила вид: на смену самой живой деятельности пришла смертельная неподвижность. Снег толстым слоем покрыл застывший лед, и между гранитными набережными далеко, как только видел глаз, тянулась белая долина, из которой там и сям торчали черные пики мачт полузасыпанных снегом барок. Колышки или сосновые ветки указывали место прорубей, устроенных для того, чтобы из них можно было набирать воду, и от одного берега до другого помечали безопасную дорогу, так как пешеходы уже пошли через реку. Из досок готовили спуски для саней и карет. Лед еще не был достаточно крепким, и рогатки пока загораживали проезд…»

За прошедшее время (а прошло с момента написания этих строчек никак не меньше полутора веков) в общем смысле мало что изменилось: Санкт-Петербург жив, Нева не высохла, Финский залив остался на месте, сохранилось судоходство и гранитные набережные. Только живут здесь постоянно и приезжают сюда уже другие люди, изменился городской облик, изменился и язык. Можно предположить, что сегодня об увиденном в городе скажут примерно так:

«Лопаты у дворников – в стиле «бери больше, кидай дальше, пока летит, отдыхай», снег швыряют прямо на дорогу. Ждут, наверное, когда какой-нибудь водила на них все маты сложит. А тачки здесь рассекают – я скажу – мама, не горюй, крутизна, зашибись! Вроде бы поубавилось их. Фиг знает, снег-то выпал, вот подснежники и отвалились. Кто рисковый парень, или на крутой тачке – рулит бодряка, остальные отдыхают. Ну и, соответственно, холодно, снежок падает, так что расплел растаман свои косички, натянул пипку и дует по городу, завернут и замешан по самое то.

Тормознул я тачку, водила шустрый попался, то-се, ля-ля-тополя, побазарили, доехал в кайф. Ну вот, а сегодня, пока проснулся, пока похавал с утреца, тут мне и встряло по Неве прошвырнуться, глянуть, как оно там. Ну, я скажу, елы-палы, на той неделе все пароходы шастали туда-сюда, какой-то народ оттягивался на мелких катерках – прет себе, волну за собой гонит, орет чего-то, бухой в доску, расслабон, короче, полный. Ну вот, а сегодня не погуляешь в приятной компании, пивка не попьешь на палубе. Негде пить. Да еще какой-то даун оставил в речке свою посудину, так она вмерзла так, что пиши – финита настала его корыту. Народ уже ломанулся напрямик, по льду. А лед-то еще тонкий, кто-нибудь точно в водичке побарахтается, и в ящик сыграет. Ну да хорошо – вечером по ящику этого жмурика покажут – другие мозги включат…»

Эту «былинку» написал по моей просьбе давний сотрудник редакции Борис Семенов.

Сергей Крыжановский

«Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок: все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и, право, иное названье еще драгоценнее самой вещи». Н.В. Гоголь.