На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921

(Далее следует описание действий на правом фланге корпуса и его выдвижения вперед. – В. С.)… II корпус опять достиг линии, до которой доходил 10–11 марта, а правым флангом – даже до Шешупы (передовыми частями) и здесь по распоряжению свыше остановился…»

С занятием такого важного в тактическом отношении пункта, каким являлся Краснополь, и перенесением линии обороны нашей дивизии назад пришлось подумать и о следующей оборонительной линии, каковую я наметил на линии трех небольших озер, вытянувшихся по меридиану от Стабеньщизны на север, с узкими между ними перешейками. Беда заключалась только в том, что озера эти были покрыты льдом, еще достаточно крепким для перехода по нему пехоты, и в моем распоряжении, за выделением 170-го пехотного Молодечненского полка (в 26-ю пехотную дивизию), не было свободных войск для предварительного занятия и укрепления перешейков. Однако, обсудив этот вопрос с начальником штаба дивизии и командиром саперной роты, я решил в более опасных местах лед взорвать пироксилиновыми шашками, а к начальнику 2-й гвардейской кавалерийской дивизии генерал-лейтенанту Гилленшмидту, стоявшему со своей дивизией в резерве в районе Ново-Сады и Бубеле, обратился с просьбой о назначении нескольких эскадронов для предварительного занятия перешейков, на что и получил его согласие.

Немцы, заняв Краснополь, дальнейшего наступления не повели и на следующий же день, при помощи нашей тяжелой 6-дюймовой батареи, из него были выбиты и частями XXVI корпуса он был снова занят.

Занятие Краснополя и успешные действия 26-й пехотной дивизии в направлении на Пунск заставили противника отказаться от нажима на 43-ю пехотную дивизию, и нам приказано было сдать свои позиции XXVI корпусу и направиться через Смоляны на Пунск, где присоединить к себе находившийся там 170-й Молодечненский полк и, выйдя на шоссе Кальвария – Сувалки, занять правый участок позиции II корпуса, от Полецмарги до Будзиско, и на нем окопаться. Правее нас, уступом назад, расположился III корпус, а левее, вдоль того же шоссе, 26-я пехотная дивизия. Штаб дивизии расположился в Пунске; штаб корпуса – в Лодзее. В Пунске мы заняли дом местного ксендза, где перед нашим приходом располагался штаб немецкой дивизии. На всех дверях остались еще немецкие надписи мелом, для кого какая комната предназначалась. Ксендз был искренне рад нашему прибытию и рассказывал о той панике, какой были охвачены немцы при обстреле Пунска нашей мортирной батареей, бомбы которой ложились около самого дома и в озеро около него.

Позиция наша шла по высотам в непосредственной близости от шоссе и сильно командовала над обширной впадиной к западу до самой реки Шешупы. Ряд небольших озер, цепью тянувшихся по этой впадине, с юга на север, с узкими перешейками между ними и рекой Шешупой, разграничивали наше и немецкое сторожевое охранение. Участок дивизии, протяжением в 8 верст, был непомерно велик, особенно если принять в расчет наполовину ослабленный численный состав ее, и вызывал громадный наряд рабочих для приведения его в оборонительное состояние. Но противник нас не беспокоил, если не считать мелких стычек и артиллерийской перестрелки между нашим и неприятельским сторожевым охранением.

Наступила весна, все ожило и зацвело, на душе сильно полегчало. В течение двух недель стоим, закапываемся и оплетаемся. Прибыла 2-я гвардейская кавалерийская дивизия и расположилась по деревням к северу от местечка Пунск, а штаб ее – вместе с нами в самом Пунске, заняв рядом с нами школьное помещение. Из тыла начали усиленно подходить пополнения, и через месяц мы уже имели почти полное число рядов.