На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921

На фронте корпуса наступило некоторое затишье. Отказавшись от охвата нас с севера, противник, по-видимому, решил обрушиться на нас с запада – об этом свидетельствовала усилившаяся перевозка грузов противника со стороны Митавы в направлении железнодорожной станции Нейзельбург. Наблюдением с воздушного шара подсчитано ежедневно проходящих в этом направлении шесть пар поездов вместо одной пары прежних.

Очевидно, шла перевозка тяжелой артиллерии с ее боевым комплектом, действовавшей во время Рижского прорыва. Об этом мы доносили в штаб армии с просьбой усилить нас артиллерией, так как с имеющимся числом орудий заградительного огня надлежащей силы мы иметь не можем[357]. Обещают прислать полевой артиллерийский дивизион.

В начале сентября, числа не помню, приезжает в штаб корпуса командующий 5-й армией генерал Данилов. Приказано собрать корпусный комитет на заседание. Раньше я комитета никогда не видал и не посещал, он собирался в Якобштадте в пустующем городском театре. Теперь приказано собрать его в штабе корпуса в большущей столовой замка барона Корфа. Расставлены столы, стулья и скамьи; в назначенный час появляются председатель Ходоров, а за ним и члены, все украшенные красными бантами в петлицах: большей частью молодые офицеры военного време ни, врачи-евреи, фельдшеры, писари и прочие. Выходит командующий армией, приветствует их, Ходоров, со своей стороны, отвечает ему и открывает заседание, прося членов высказаться относительно нужд своих частей… Нужд и жалоб оказалось целая уйма, больше всего доставалось корпусному интенданту, а рикошетом от него и мне. Особенно не нравилось, что хлебопечение для двух дивизий (1-й Кавказской стрелковой и 184-й пехотной) производится в Якобштадте при помощи наемных баб, вносящих якобы разврат в войска, и что их надо обязательно заменить нарядом нижних чинов от этих дивизий. Нужно заметить, что все эти бабы, жительницы полуразрушенного Якобштадта, работали большей частью в своих же домах и в своих семьях, к своему делу (единственному теперь заработку) относились в высшей степени добросовестно и за минимальную плату – хлеб был отличного качества и всегда свежий. По докладу корпусного интенданта продуктивность работы одной бабы равна работе четырех нижних чинов, и для того чтобы 100 работниц-баб заменить солдатами, нужно из строя с позиции снять 400 человек, что при некомплекте в частях и [ввиду] постоянных жалоб на трудную службу в окопах было недопустимо. Я об этом доложил и, со своей стороны, добавил, что в настоящее время, накануне серьезного боя, заниматься такими пустяками не приходится, возвращайтесь в свои полки и передайте им, что не сегодня-завтра немцы нас атакуют, нужно к этому подготовиться, чтобы дать надлежащий отпор. Два года мы роем окопы, оплетаем их проволокой, строим блиндажи, артиллерия хорошо пристреляла все пути наступления немцев, имеем надлежащие в парках запасы патронов и снарядов. Немного храбрости и желание сразиться с врагом обеспечат нам победу!

В ответ на это начался страшнейший галдеж, крики и даже угрозы по моему адресу: «Штык ему в спину!»

И Ходоров, и генерал Данилов всячески стараются успокоить эту расходившуюся сволочь, но ничего не помогает. Уходят с криками и ругательством.

В ночь с 7 на 8 сентября (в 4 часа утра), когда было еще совсем темно и моросил осенний дождь, когда все еще спали, на всем фронте корпуса раздается оглушительная артиллерийская канонада. Окопы, штабы, глубокие тылы до железнодорожных станций Крейцбург и Зилань включительно забрасываются тяжелыми снарядами.

К 3 часам дня 8 сентября большая часть рот и батальонов и отдельных групп нижних чинов 60 и 184-й пехотных дивизий была на правом берегу Западной Двины и взорвала за собой мосты. А к ночи того же дня отошла на этот берег и 1-я Кавказская стрелковая дивизия.

Плацдарм оказался в руках противника, мы заняли вторую укрепленную полосу по эту сторону реки. Противник попыток к переправе не проявлял. Мосты и все переправы уничтожены артистически. Потери достигали до 3 тысяч человек, большей частью пешими, и <оставили> около 20 легких и 8 тяжелых орудий.

Через несколько дней после боя приехал в корпус комиссар Северного фронта поручик запаса Станкевич для расследования; нашел, что нижние чины дрались прекрасно, а неуспех произошел от неумения управлять войсками высшего начальства. Я был отчислен от командования корпусом в распоряжение командующего армией, а потом и в резерв чинов Киевского военного округа.

Глава 2. Наступление с Якобштадтского плацдарма в марте 1916 года [358]