На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921

Немецкие аэропланы, по-видимому, уследили усилившееся движение поездов со стороны Режицы, участили свои полеты и делали их более глубокими в эту сторону.

Вслед за прибывшими корпусами приехал в своем поезде и командующий 5-й армией генерал от кавалерии Гурко. Остановился на станции Крейцбург. Отдан приказ о сформировании для предстоящего наступления двух групп: первой под командой генерала Гандурина в составе II Сибирского армейского корпуса и 60-й пехотной дивизии для наступления на запад в направлении Митавской железной дороги и второй под командой генерала Слюсаренко в составе 3-й стрелковой дивизии, 1-й Кавказской стрелковой дивизии и III армейского корпуса (генерал-лейтенант Альфтан) – в направлении на Грос-Бушгоф.

Никаких предварительных обсуждений не было. Генерал Гандурин решил наступать с участка фронта 60-й пехотной дивизии, от реки Западной Двины до горы Прешкан, с охватом позиции противника от Штаббена. А я (генерал Слюсаренко), глубоко убежденный в недостаточности артиллерийских средств (тяжелой артиллерии и гранат), решил главный удар направить с левого фланга расположения 1-й Кавказской стрелковой дивизии в лесу к юго-востоку от Якобштадта, где исключалась возможность действия как нашей, так и неприятельской артиллерии, а весь успех основывался на внезапности и силе удара, для чего назначен был весь III армейский корпус.

Для обеспечения этого главного удара с запада и отвлечения от него внимания противника 3-й стрелковой дивизии приказано: удерживая свои позиции против Дегмерского леса и Роже, частью своих сил атаковать противника против лесного мыса, а 1-й Кавказской стрелковой дивизии атаковать противника, направляя свой удар правее большой дороги от Якобштадта на Грос-Бушгоф.

Для подготовки атаки 3-й стрелковой дивизии назначается, кроме ее <батарей>, тяжелый артиллерийский дивизион (восемь 6-дюймовых крепостных 120-пудовых пушек).

А для подготовки атаки 1-й Кавказской стрелковой дивизии – ее артиллерия.

Тут я должен указать на следующее.

Направляя главный удар III корпуса по громадному густому лесу, почти без прогалин, я был вполне уверен в том, что полевая артиллерия III армейского корпуса там участия в бою принять не может и будет лишь бременем для своей пехоты, а потому всю эту артиллерию предполагал сосредоточить за увалом левее большой дороги на Грос-Бушгоф и, подчинив ее, а также и артиллерию 1-й Кавказской стрелковой дивизии начальнику Артиллерийского корпуса, получить значительную группу для массированного огня по позициям противника у Грос-Бушгофа.

Однако, получив такое мое приказание, командир III армейского корпуса с моим мнением не согласился и сделал категорическое заявление, что артиллерия III корпуса должна оставаться в его распоряжении; в противном случае он не ручается за успех атаки.

Не желая об этом пререкании доводить до сведения ко ман дующего армией и давать повод генералу Альфтану в слу чае неудачи взваливать всю ответственность на меня, я ос тавил всю его артиллерию (девять легких батарей) в его распоряжении.

Таким образом, объединения работы артиллерии в командуемой мною группе не произошло.

Никаких возражений и особых указаний на эти принятые решения генералом Гандуриным и мною со стороны командующего 5-й армией генерала Гурко не последовало, и наступление обеих групп назначено с утра 8 марта.

В течение 3–4 дней до этого срока спешно производились рекогносцировки и необходимые передвижения войск. Поджидали прибытия тяжелых батарей и подвоза гранат для легкой артиллерии, но ни тех, ни других не прибыло. Дальше ожидать нельзя было – наступала оттепель.

С утра 8 марта загремела по всему фронту канонада, началась артиллерийская подготовка и продвижение нашей пехоты. О том, как оно шло в группе Гандурина, подробностей я не знаю – был слишком занят своей группой.