На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921

Пользуясь прекрасной погодой, близостью парка на горе у памятника Св. Владимира, с чудным видом на Днепр и Заднепровье, с газетой в руках я проводил большую часть дня и, встречая постоянно своих бывших начальников, сослуживцев и многочисленных подчиненных, в беседах с ними расширял горизонты своих сведений, чрезвычайно суженных для меня на Якобштадтском плацдарме, относительно всего происходившего на других фронтах действующей армии.

Оказывается, что революция в войсках, как и следовало ожидать, шла по фронту с севера, от Петрограда, и докатилась во всей ее красе до Особого корпуса на юг, у Кишинева[391], на протяжении почти двух месяцев; время это могло бы быть еще и большим, если бы высший командный состав проявил большую стойкость и меньшую уступчивость перед Временным правительством господина Керенского. Формы проявления революции, что у нас на севере и на юге, были почти одинаковы и зависели главным образом от тех лозунгов, какие подавались Петроградом, и тех боевых неудач, какие постигали войска в предпринимаемых в это время операциях. Формирование корпусов (и меньших частей) по национальностям, а также ударных батальонов и прочих до женских батальонов включительно никакой пользы не принесло. Всюду командный состав армии, взятый в оборот: высший (генералы) – военным министром Гучковым, средний (штаб-офицеры) – офицерством (главным образом военного времени) и низший (ротные командиры) – нижними чинами (комитетчиками), долго боролся, отстаивая свои права и престиж власти, столь необходимый для сохранения в рядах войск дисциплины, но должен был уступить, в буквальном смысле под угрозой смерти: «Выводились в расход!»

Разложение раньше всего началось в пехоте (в гвардейской после других), затем в специальных войсках, в артиллерии, кавалерии и после всего в казачьих войсках, оказавшихся более стойкими, и ими вначале пользовались для усмирения бунтующих; но затем и в них началось разложение, достигшее полной своей силы по прибытии их с фронта на свой тихий Дон. О том, как шло это разложение в казачьих войсках, могу привести рассказ знакомого мне сотника Ф.

5-я Донская казачья дивизия в составе 27, 28, 29 и 33-го [Донских казачьих] полков под командой сначала генерала Ванновского (полковника] князя Мышецкого и генерала фон Круга)[392] входила в состав 4-й армии и после неудачного Тарнопольского прорыва, расположенная у станции (железная дорога Коростень – Ковель) Трояновка, по обе стороны железной дороги прикрывала фронт корпуса; затем была отведена назад, в район Коростеня, где начали появляться беспорядки, и оставалась там май и июнь месяцы, и всюду успешно подавляла эти беспорядки. В августе месяце в Дубно, где находился в то время штаб армии (во главе которой уже стоял генерал Ванновский), стало беспокойно, и против могущих быть революционных выступлений приказано было выдвинуть туда 29-й казачий полк[393] под командой полковника Тапилина. Полк остановлен был не доходя Дубно и простоял там больше месяца; в это время являлись из Дубно всякого рода агитаторы и подстрекатели, но успеха не имели.

В сентябре месяце явилась надобность выдвинуть всю 5-ю [Донскую] казачью дивизию на фронт! – тогда впервой появились запросы со стороны казаков, куда и зачем их перебрасывают, и просили, чтобы их с мест не трогали! Корниловское выступление против Керенского казаками вполне оправдывалось.