На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921

К ночи бой прекратился, и мы разошлись по своим квартирам (мне пришлось занять ванную комнату). Установили у выходных из дома дверей дежурство из двух человек и принялись утолять свой голод. Не больше как через час после того слышим поднятую дежурными у дверей тревогу. Все, конечно, на лестницу, узнать: в чем дело?! Оказывается, препожаловали какие-то господа, в сопровождении солдат с ружьями, для отобрания у жильцов дома имеющегося у них оружия. Бывшие у меня два револьвера, наган и маленький браунинг, я уже при помощи своих хозяев спрятал: первый – в подвале, когда сидел там, за трубу центрального отопления, а браунинг хозяйка спрятала за большой образ в божнице своей. Я был в своей генеральской тужурке, и ко мне первому вошедший большевик обращается с вопросом:

– Вы имеете револьвер?

– У меня нет револьвера!

– Вы с фронта?

– С фронта!

– Как же может быть, чтобы у генерала, приехавшего с фронта, не было бы оружия?

– У меня револьвер украли на фронте!

– Не может быть!

Начинают искать по всему дому и, не найдя револьвера и уходя из прихожей, заявляют: «Не может быть, чтобы у вас не было револьвера!» После их ухода просил хозяйку, чтобы она достала мой браунинг из-за образа и дала его мне: «Буду носить его при себе в кармане, чтобы не подвергать вас ответственности за хранение его!»

В полдень следующего дня нам стало известно, что украинцы всюду понесли поражение и город находится во власти большевиков; их главнокомандующий генерал Гутор со своим штабом расположился в гостинице «Континенталь»[413] и пьянствует там.

По городу в разных направлениях двигаются пешие и конные большевистские патрули, задерживают прохожих, проверяют их личности и всех офицеров, имеющих красные удостоверения, выданные комендантом, обязательно арестовывают и уводят на Липки, где в Белом Дворце открыл свои действия «революционный трибунал» и там же в соседнем доме большинство из них расстреливают.

Рассказам этим, всегда преувеличенным, я не придавал большой веры и, находясь в беспокойстве за свою дочь, проживавшую вместе с семьей помещика на Подвальной улице, недалеко от нас, сняв со своей солдатской шинели генеральские погоны, отправился ее проведать. Встреченный мною по дороге туда большевистский конный патруль меня не задержал. Все оказались в добром здравии и благополучии. Узнав от меня о происшедшем разгроме в нашем доме, помещик предложил мне оставаться у них. Я согласился и домой к себе не возвращался. Это обстоятельство дало повод моим хозяевам предполагать, что я большевиками арестован, и их дочь прибежала сообщить об этом моей дочери и на всякий случай принесла с собой хохляцкий бекеш своего отца.

Переодевшись в него и в своей папахе без кокарды, я теперь имел вид старого хохла, ходил по городу смело и никаких видов в своих карманах не носил, и никто на меня никогда не обращал внимания. Это дало мне возможность побывать на Крещатике, где стекла многих витрин были разбиты и прострелены пулями, несколько магазинов разграблено, полному разгрому и разграблению подвергся известный своими старыми и дорогими винами погреб около городской думы, откуда выходила целая вереница грабителей с бутылками в руках и тут же продавали их проходящей публике. Кондитерские Балабуха и Жоржа[414] были буквально осаждаемы публикой, среди которой на меня обратили свое внимание два молодых матроса, несомненно большевики, и несколько человек в солдатских шинелях; я приостановился посмотреть и увидел, что это не разграбление кондитерских, а покупка за чистые деньги, которые доставались целыми пачками из их глубоких карманов. Осматривал также сожженный большевиками дом Грушевского и несколько других на разных улицах; пробоины, произведенные артиллерийскими снарядами в домах на Златовратской площади; тела убитых и расстрелянных большевиками, разбросанные по всему парку у памятника Святого Владимира; хотел пробраться в анатомический театр университетского здания, куда свозились все убитые в городе, но было уже поздно и далеко идти. Я вернулся на Подвальную к помещику. Нашел ворота, ведущие с улицы во двор, куда мне нужно было проходить, закрытыми, начал стучать, очередное домовое дежурство мне их отворило и пропустило меня. После полудня тревога, и тут все на лестницу! Пришло четыре вооруженных мальчишки большевика и требуют, чтобы из всех квартир немедленно были снесены вниз в швейцарскую револьверы – кто не принесет, будет расстрелян. Моментально требование исполнено, стол на нижней площадке лестницы завален револьверами всевозможных систем и размеров. Свой я решил не отдавать, а в случае осмотра выбросить в мусорный ящик на лестнице черного хода. Мальчишки большевики потребовали мешок, свалили в него все револьверы и удалились со двора.