Мопс, услышав голос хозяйки, нервно взвыл, и мужская хрипота приблизилась к двери по ту сторону. Я машинально пискнул, когда что-то ударилось об старые створки. Косяки тряхнуло, скрежет дерева расплылся по прихожей.
— Тише, Мотя, прошу тебя.
Соседка села на колени, успокаивая развеселившегося пса. Он не знал, что происходит, и я даже позавидовал ему. Два силуэта, еле проглядывающиеся в свете из другой комнаты, сливались в один, издавая то человеческие, то животные звуки. Я ощупывал стопами дорогу перед собой, чтобы ненароком не наступить на маленького пса. Если всё получится, то доберусь до телефона и вызову… кого-нибудь. И скорую, и полицию, и пожарных на всякий случай. Впервые вижу, чтобы с человеком происходило что-то подобное. На грипп не похоже, а кроме него страшных болезней и не знаю. Ну, может, ещё оспа, но она была лишь на картинках старых учебников в квартире бабушки. Она у меня медсестрой работала, и в той же больнице умерла, прямо на посту, она…
— Аккуратно!
Крича,
— Вы там? Я вас слышу.
Наполненный бульканьем, словно мямлит человек с бесконечной мокротой. Меня чуть не вырвало от этого, я представил, как это могло выглядеть. Георгий Владимирович и без того смотрелся отвратно со своими огромными родинками на шее и лысой макушке, а теперь и его голос вызывал скверные ощущения в районе желудка. Я шикнул сам себе, делая новый шаг по направлению к комнате. Пёс всё так же тихо ныл, а его хозяйка чуть не нота в ноту повторяла, полностью перейдя с человечьего языка на собачий.
— Эй? Мотя!
Мопс отреагировал на своё имя. Ему плевать, что это была не его хозяйка, а знакомый, которого он видел почти каждый день на просторах длинного одинокого коридора, где нет ни одной другой собаки. Мотя залился лаем и подбежал к двери, царапая дерево лапами, наверное, прося его выпустить.
— Нет, стой!
Соседка ринулась за псом, растянувшись на полу. Я увидел её ноги, торчащие из-под халата. Пришлось встать между комнатой, телефоном в ней и риском открытой двери. Или проломленной, если старику на той стороне хватит сил выкорчевать древние косяки сталинки. Вообще непонятно, что делать — хватать телефон или откидывать пса? Мозг опустел, я застыл морской фигурой на счёт три.
— Мотя, милый мой, открой дверь.
Георгий Владимирович говорил с псом, будто тот его понимал так же, как и мы. Инженеру нет дела даже, может ли маленький пёс самолично открыть дверь. Старик почему-то всё равно звал животное, совершенно игнорируя факт, что оно сидит в квартире с ещё двумя людьми.
— Мотя, не надо!
Они совсем ополоумели? И хозяйка пса и Георгий Владимирович спорили с собакой так, будто это лишь она решала, кто будет распоряжаться дверью. Мотя словно учуял эту взваленную на него ответственность и отчаянно залаял изо всех сил, от чего я вздрогнул и наконец вышел из оцепенения. Ринулся в комнату за телефоном под плачь пожилой женщины у меня в прихожей. Старик за дверью принялся стучаться с новой силой, издавая те же звуки, что и заглохший мотор, который пытаются запустить.
Связи нет, лишь тонкий крест торчит вверху экрана и СМС, успевшая, видимо, прилететь до потери связи.
«Вирус распространяется очень быстро. Основная группа риска — люди в возрасте от пятнадцати до тридцати лет. Власти вводят временный карантин ввиду широкого распространения вируса за последние сутки. Всем без исключения запрещено покидать свои квартиры. Ожидайте дальнейших указаний и берегите себя»
Перечитал два раза, не веря в то, что сейчас предстало перед глазами. Я грубо протёр лицо руками, чтобы стряхнуть с него тот бред, что был в СМС, откинул телефон на рядом стоящее кресло и ринулся в прихожую. Наугад найдя соседку, схватил её и вытащил на свет. Между бедром и предплечьем она сжимала пса, высунувшего язык и будто улыбающегося, но это всего лишь природное строение его наивной морды с глазами, расставленными с стороны.
— Подойдите к окну и позовите на помощь, — я проводил сходящую с ума женщину в комнату и оставил у подоконника. — Пойду, подопру чем-нибудь дверь.
Знаю, что скорее всего соседка не выйдет из своей кататонии, а пёс не эволюционирует достаточно быстро, чтобы решить теперь уже нашу общую проблему. Я остался один, если не физически, то морально уж точно. Единственное, чем можно было подпереть дверь — это огромный шкаф у самого выхода в коридор. Я обхватил деревянную махину обеими руками и попытался сдвинуть с места, но лишь в спине хрустнуло, и во рту появился привкус крови. Шкаф как стоял на месте, так там и остался, будто хихикая над моим проигрышем и мнимой самоуверенностью.
— Слава, не дури, открой мне!
Голос Георгия Владимировича на эту секунду стал обычным, тем самым, к которому мы все привыкли. Меня обуял стыд, я проявлял невежливость, обращался неуважительно к старшим, и рука уже легла на замок, чтобы отпереть его, как старик продолжил.