На один раз

Нет, о том, что она может скрывать свою беременность, а тем более её подстроить, он не хотел даже думать. Он уже это проходил. Его подташнивало от одной мысли, что всё повторится: его начнут шантажировать ребёнком, обвинять в чёрствости, заставят торговаться, а потом… нет, Давид не мог об этом даже думать.

В конце концов, откуда Алекс могла знать, что он не воспользуется контрацептивом. Она и не смотрела надел он там что-нибудь или нет.

Всё произошло так стремительно, что даже Давид потерял голову.

Ему не давала покоя кровь. Немного. И он заметил кровавый след только когда пошёл в душ. Но и тут были простые объяснения. Во-первых, у неё могли начаться месячные — и тогда он вообще зря беспокоился о залёте. А во-вторых, он большеват для неё. Такое случается, да и ему было туго, тесно внутри неё. Это, конечно, субъективно — она зажалась, приходилось преодолевать сопротивление. И тот, кто был у неё до него, мог, мягко говоря, обладать небольшим достоинством. Те, кто у неё был, хотел добавить Давид, но осёкся, вдруг подумав…

— Да ну, нет, — сказал он вслух, мотнув головой. В двадцать один девственница — это нонсенс.

— Простите, — отозвалась стюардесса на его реплику.

— Это я так, тихо сам с собою, — улыбнулся ей Давид.

Девушка, забрав у него пальто, профессионально улыбнулась:

— Приятного полёта, Давид Борисович!

— Благодарю! — откинулся на широкую спинку кресла Давид. Вытянул ноги.

Он планировал поработать в полёте, но какая работа, когда в голове одна Алекс Квятковская.

Какая, блин, работа, если ему словно разворотили грудную клетку.

Во рту до сих пор ощущался вкус её кофе. Жаль, что не поцелуя. Жаль, что…

Дурак! Сам себя оборвал Давид на полуслове. Дурак, что думал, будто завершит начатое и на этом всё закончится — он её забудет, выкинет из головы. Нет, стало ещё хуже: он метался.

Между адом и раем. Между ненавистью к ней и её семейке и желанием забрать её у них и оставить себе.

Ну, ладно полтора месяца он напрягался, что она залетела. Ну, сейчас-то уже можно её забыть?

А не выходило. Да и не хотелось, чего уж.

Глава 22

Хотелось думать о ней, представлять, помнить и раз за разом прокручивать в голове их недолгие встречи. Гадать, что она сейчас делает, о чём думает, мечтает. Читает? Или уже пишет свою книжку? Она так смутилась, словно уже начала, и он был героем её романа.

«Господи, как же глупо, — усмехнулся Давид, закрывая глаза и удобнее устраивая голову в кресле. — Бывает же такое — подсесть, как на наркотик, на нелепую девчонку».

На девчонку, что ему надо бы презирать, сторониться, ненавидеть. Дочь заклятого врага. Дочь человека, от которого он хотел оставить мокрое место. Давид заведомо знал, что сделает ей больно, и злился, что она не на его стороне. Что их встреча в его офисе ничему её не научила. Она не сделала выводы, да и вообще, похоже, ничего не поняла.

«Вот дал же бог встретить именно её», — провёл он по лицу рукой.

И сам не знал, что его больше убивало: что она наивная дурочка, или что он… Как же это называется, когда кем-то словно заболеваешь? Куда ни обернёшься — она, о чём ни подумаешь — она, что бы ни приснилось — о ней. Когда никого, кроме неё, не хочешь. Во всех смыслах этого дурацкого слова. Кажется, влюбиться? Если бы он умел любить. Если бы не знал, какое он зло, и сколько горя ей принесёт в любом случае: и если даст и если не даст волю чувствам.

Лучше, если не даст.

С мыслями о ней он и уснул. И проснулся, когда самолёт пошёл на посадку.

Машина, что встретила Давида, была поменьше той, что его провожала. И водитель попроще, погрубее. Да, собственно, и водителем он был лишь потому, что сидел за рулём.

— Ну что там наш клиент? — спросил Давид.

— Дозревает, — ответил тот.

— Дали ему выиграть?

— А то, — хрустнул мужик кожей куртки, почесав волосатую грудь под рубашкой. — Весь день выигрывает. Лишь бы не свалил с выигрышем.

— Этот не свалит, — уверенно сказал Давид. — А уж когда выигрывает, тем более.

— А ты, значит, к финалу представления, Борисович?

— Я так, в сторонке постоять, — улыбнулся Давид.

— А сам, не играешь?

— Не в казино. Не в рулетку. Не на деньги.

— По-крупному? — усмехнулся водитель, снова расчёсывая грудь. — На жизнь?

— Вроде того, — ответил Давид.

— Ну, кто не рискует, тот не пьёт шампанского, — многозначительно заявил тот.

— Знаешь, откуда пошла эта поговорка? Про шампанское?

— А она откуда-то пошла? — удивился мужик.

— А то. С родины шампанского, Франции, конечно. Вина там раньше имели свойства взрываться. Так что спуститься в погреб за бутылочкой шампанского было то ещё испытание. В подвалы ходили в специальных защитных костюмах от осколков. А сомелье того времени часто были без пальцев или без глаза. Очень опасная была профессия.

Водитель заржал.

— Откуда ты всё это знаешь, Борисович?

— Просто знаю и всё, — пожал плечами Давид. И обрадовался, что они уже приехали.

Стилизованное под огромный особняк в колониальном стиле казино сверкало огнями, манило лёгкими деньгами, поражало календарём событий.