«Он так со всеми женщинами? С каждой? А я? Я бы чувствовала то же с другим мужчиной?» — сглотнула Алекс, пытаясь поддёрнуть вверх слишком откровенный лиф.
— Нет, нет, это нужно пониже, — осадила назад на талию платье одна из её помощниц.
— Грех прятать такую грудь, — улыбнулась другая.
Сашины волосы они собрали на затылке — лишив её возможности прикрыться хотя бы волосами. Но она знала, чем исправить ситуацию, и достала из сумочки прабабушкино жемчужное ожерелье.
«Пусть хоть оно будет со мной в такой важный день», — потрогала она тугие нитки жемчуга на шее и уверенно кивнула, что готова.
С чем, конечно, сильно поторопилась.
Давид Гросс в чёрном костюме и белой рубашке, красивый до рези в глазах, великий и ужасный, ждущего её у алтаря с суровым бесстрастным лицом, едва не заставил её отступить.
Глава 51
Саша, волнуясь, стиснула букет, но Давид протянул руку:
— Давай просто сделаем это, — улыбнулся он, а потом шепнул ей на ухо: — И даже попробуем получить удовольствие.
— Неужели можно радоваться? — усмехнулась она.
— Конечно, — безмятежно заявил он. — Даже нужно. И хорошо, что у тебя в руках всего лишь цветы, умей они дышать, ты бы их уже задушила, — сказал он, не глядя на Сашу.
Она выдохнула, ослабив смертельную хватку. И тоже посмотрела на женщину, что, видимо, ждала отмашку к началу церемонии.
Хорошо поставленным голосом она сказала много красивых и правильных слов. Галина Ильинична украдкой вытирала слёзы. Арка из белых цветов над ними благоухала. Лёгкие шторы, которыми украсили веранду, слегка покачивались. За окнами хлопьями валил чистейший белый снег.
Саша решила, вышло очень символично и правильно, несмотря ни на что, и с лёгким сердцем поставила свою подпись в документе, что сообщал об их согласии вступить в брак.
— Знаешь, что самое замечательное из того, что только что произошло? — спросил Давид, надев на её палец кольцо. Он приподнял её лицо за подбородок и, прежде чем поцеловать свою теперь уже жену, ответил: — Ты больше не Квятковская. Ты теперь Гросс. Александра Гросс.
Их поздравляли. Михаил, растрогавшись, хлюпал носом.
А потом они стояли и смотрели, как уезжают представители свадебной компании, увозя с собой женщину из ЗАГСА. Как машины скрылись за пеленой летящего снега.
Скоро их позовут к столу, или куда-нибудь ещё. Скоро всё изменится. Но именно в это мгновенье, когда они стояли одни, рядом, а в ушах ещё звучали произнесённые ими клятвы любви и верности, всё казалось таким настоящим.
Алекс посмотрела на Давида. Он посмотрел на неё.
И пусть их губы молчали. Но говорили глаза. И кричали сердца.
Одно так точно, что рвалось из груди навстречу другому, словно закованному в броню, но вздымающему грудь также сильно и часто.
— Мы кое-что не обсудили, — прочистил горло Давид. В Сашино сердце словно выстрелили из арбалета, как в порхающую пташку, и оно рухнуло наземь. Ну, конечно, очередные условия.
— Что именно? — вздохнула она.
— Насколько фиктивным будет наш брак, — сказал Давид бесстрастно, словно разговаривал с электронным помощником в телефоне.
— Ты ждёшь предложений от меня? Это был вопрос?
— Да, и он был о сексе, — кивнул Давид.
— И какой ответ ты от меня ждёшь?
— Самый ожидаемый. — Его тон, как обычно, был издевательский, но глаза горели. — «Иди к чёрту, Давид!» Или «Нет, ничего не будет».
— И чем он тебя не устраивает? — хмыкнула Саша.
— Меня не устраивает не ответ «нет» сам по себе, а то, что он подразумевает. Я, конечно, найду способ удовлетворить свои потребности, но как быть с твоими?
— Считаешь, на меня теперь никто не посмотрит? — смерила она его взглядом.
— Боюсь, именно так. Ты жена Давида Гросса, мало найдётся смельчаков попытать счастье и нарваться на неприятности. А они не заставят себя долго ждать — я ни с кем не делюсь тем, что принадлежит мне, а ты теперь моя, — произнёс он так, словно не сказал ничего из ряда вон выходящего, но на самом деле словно вдохнул новую жизнь в бездыханное тельце её разбившегося насмерть сердечка.
— Теперь? — засмеялась Саша. — Это звучит так, словно когда-то я была чьей-то ещё.
— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился он.
— Господи, Давид, — выдохнула Саша. — Когда ты уже перестанешь быть таким твердолобым. А ещё глухим и слепым. Ты был первым и единственным моим мужчиной. Нравится тебе это или нет, но это правда.
На него невозможно было смотреть, не скривившись от боли — столько мучительных неожиданных эмоций сменилось на его лице, которые он, наверное, не в силах был спрятать. А, может, не хотел. Как, наверное, мог, но не хотел останавливаться в офисе.
— Ты… была… невинна? — едва выдавил он.
— Очень правильное слово — была, — усмехнулась Саша, совершенно не собираясь щадить его чувства. — До того момента пока не оказалась у тебя на столе.
— Ты должна была мне сказать, — выдохнул он, словно ему в живот вонзили нож и теперь проворачивали.
— И что бы это изменило? Ты бы остановился?
— Я не был бы так груб! — взмахнул он руками.