На одном дыхании. Хорошие истории

Воронцовский парк. Стоим с дочкой в небольшой очереди за горячим шоколадом. Перед нами – семья мусульман. Молодые папа с мамой (женщина в хиджабе) и двое трехлетних мальчишек. Профессиональное любопытство позволяет мне легко заговаривать с незнакомцами на любые темы.

– Добрый вечер! Можно вопрос?

– Здравствуйте! – приветливо кивает молодой человек. – Мне или моей жене?

– Обоим, – отвечаю, приятно удивленный таким уточнением.

– Тогда я, наверное, знаю, о чем вы хотите спросить. Вы же журналист, правда? Мы вас по каналу «Совершенно секретно» видели.

После счастливого исхода из федерального эфира меня на улицах узнают, мягко говоря, нечасто.

– Спасибо, что смотрите. И о чем я вас хотел спросить?

– Наверное, о том, что мы думаем о предложении северокавказского муфтия делать женщинам обрезание? Нас вчера даже соседи об этом спросили.

– И что вы об этом думаете?

– Примерно то же самое, что и о словах господина Чаплина, – уверенно вступила в разговор женщина в хиджабе. В отличие от мужа она говорила по-русски легко, чисто и совершенно без акцента. – Это люди, которые используют религию для оправдания своих страхов и комплексов, для них религия – инструмент работы с ненавистью, а не с любовью.

Я, признаться, обалдел от столь отточенной формулировки.

– Здорово сказано. А вы, простите, кто по профессии и откуда?

– Моя жена – математик, – с довольной улыбкой мужа, гордящегося своей второй половиной, пояснил мужчина. – Кстати, она – русская, приняла ислам после того, как мы поженились. Мы сейчас живем в Азербайджане, здесь у родных гостим…

– А можно теперь вам вопрос? – посмотрела на меня его жена.

– Конечно!

– Вот верховный муфтий России высказал свое отношение к теме женского обрезания, объяснил, что в исламе такой нормы нет, что такими методами воспитывать добропорядочность глупо, и после этого северокавказский муфтий стал оправдываться, что он, мол, пошутил, что его неправильно поняли. А почему выступление Чаплина, который сказал, что людей можно и нужно убивать, так публично и не прокомментировал патриарх? Или хоть кто-то еще из высоких православных иерархов?

– Может быть, потому, что он давно уволен из патриархии, и они считают, что его слова не нужно комментировать? – неуверенно предположил я.

– Ну вот до тех пор, пока они будут так себя вести, православие будет терять своих сторонников! – неожиданно жестко резюмировала русская женщина в хиджабе.

Я был не в настроении спорить на религиозные темы, к тому же дочка тянула за рукав и просилась к лошадкам. Мужчина, видимо, уловил мое состояние и, забирая стаканчики с горячим шоколадом, сказал:

– Очень приятно было вас здесь увидеть! И, извините, может, мы ошиблись, вы нас о чем-то другом хотели спросить?

Я улыбнулся, поблагодарил за разговор, пожелал их семье здоровья и пошел с дочкой к лошадям. Но на самом деле он был прав: изначально я собирался узнать, как случилось, что их трехлетние черноволосые малыши болтают по-русски так свободно, как я в свои пять лет не умел. Впрочем, послушав их маму, я понял, в чем секрет.

Самец кролика

«Если ты позволишь обществу за тебя определить, кем ты являешься, то ты никто».

«Настоящие непристойности не имеют отношения к сексу. Настоящие непристойности – это война, нетерпимость и убийство друг друга».

На девяносто втором году жизни в мир иной ушел старина Хеф. Хью Хефнер – человек, создавший империю «Плейбой», философ, сексуальный революционер, повлиявший на мозги сотен миллионов землян не меньше, чем «Битлз», Че Гевара и Стив Джобс.

В двадцать один он воевал, в двадцать три женился, в двадцать семь выпустил первый номер своего детища с Мэрилин Монро на обложке, в тридцать три развелся и в следующие тридцать лет жил холостяком с семью девушками, в шестьдесят три женился снова, в семьдесят три снова развелся, в восемьдесят шесть женился в третий и последний раз. «Жить с семью женщинами оказалось проще, чем с одной» – это теперь одна из самых знаменитых его цитат.

Я хорошо помню статьи советских международников, разоблачавших Хефнера как воплощение паразитического капитализма и общества потребления, но всегда между строк в этих статьях читались зависть образу жизни и восхищение его талантами. В разные времена Хефа ненавидели и одновременно превозносили феминистки – особенно увлеченные темой американки по сей день не могут понять, помог ли Хеф женщине стать свободнее, или просто заработал на ней как на популярном объекте потребления, или преуспел и там и там.