На окраине Руси. Мифология и язычество балтов

Но можно считать во всяком случае несомненным, что каждое дерево, независимо от размеров и породы его, признавалось особенно священным в том случае, когда ствол его, разветвляясь, опять срастался в одно целое, или если ветвь срасталась снова со стволом. Кроме того, есть указания, что три дерева, выросшие из одного ствола, были особенно чтимы, т. е. считались священными. Одно такое указание касается трех священных лип (в Бардехмене, в нынешней Восточной Пруссии), выросших из одного корня, которым уже более шестисот лет; другое – трех дубов на кладбище в Шаакене (в той же Восточной Пруссии) (ныне Некрасово Калининградской области. – Ред.), перед которыми прохожие и доныне снимают шапки[18].

Вера в священность деревьев этого рода была известна и распространена также и у арийских и других народов. Священность основывалась на приписываемой им чудесной силе исцелять больных, страдающих грыжей, искривлением и т. п. Для исцеления больной или сам проползал через отверстие ствола, или же его протаскивали в убеждении, что больной избавится от болезни, оставив ее в дереве. В различных местностях при этом соблюдали различные церемонии. Кратко упоминает о таком способе врачевания Яков Гримм[19], более обстоятельно и научно обработал этот вопрос Маннгардт; Гайдош посвятил этому вопросу особую монографию[20]. Маннгардт, поставив целью возможно всестороннее исследование культа деревьев и растений, преимущественно полевых, со свойственной ему эрудицией, опираясь на громадный материал со всех концов земли, выяснил основные идеи этого культа. Что касается непосредственно интересующего нас вопроса, он решает его так же, как и Гримм. Гайдош же, занявшись исключительно указанным актом проползания или протаскивания, уясняет исторический ход этого обычая, применявшегося к дугообразно выросшим над землей корням, к деревьям с естественными или искусственно, путем расщепления, образованными отверстиями: к расселинам или сквозным дырам в камнях, утесах и скалах. Наконец, приведя примеры, в какие формы облекло этот глубоко укоренившийся обычай христианство в разных местностях, Гайдош приходит к тому же результату, к какому пришли Гримм и Маннгардт[21].

Из указанных сочинений оказывается, что помянутый обычай был распространен во всей Западной Европе. В Седлецкой губернии он сохранился, как говорят, и до настоящего времени[22]; примера из несмешанных русских областей мы не знаем[23]. О. Каллас из Тайлова в Эстонии описывает интересную подробность обрядов, совершаемых во второй день Пасхи: когда выносили св. образ из церкви, несколько сот человек из собравшегося народа хотели пройти под иконой[24]. Это живо напоминает описанный Гайдошем французский обычай, составляющий лишь изменение первоначального языческого: «Обожаемый и царственный образ, считаясь чудотворным, служит тем же потребностям. Так, например, в Линьи-ан-Барруа (Маас) на празднике Нотр-Дам-де-Верту имеется копия ее изображения письма святого Луки… В пятое воскресенье после Пасхи ее проносят, как и прежде, по улицам; а перед тем, как процессия выходит из церкви, два священника поднимают ее в воздух, в то время как несколько тысяч пилигримов удовлетворяют свою потребность пройти под ней».

Вполне сходное верование господствовало в прусских областях:

1) Преториус рассказывает, что в окрестностях Рагвиты в Шалавонии ему показывали дуб со странно сросшимися ветвями, почитавшийся всеми окрестными жителями священным.

2) Древнепрусское Romiu, Rombiu, Rombothi значит «срастаться» и употребляется в том случае, когда на дереве срослась ветвь с ветвью. В Ромове находился дуб, считавшийся священным и особенно излюбленным местопребыванием богов. Поэтому место (?) или собственно дуб называли Rommowe (sic).

3) Древние пруссы считали святыней (heiligtum) не всякий дуб или дерево, а лишь дерево, называемое Rombhota, т. е. странным образом сросшееся. Такие деревья доныне чтят тайно в Надровии и Шалавонии.

4) В лесу, принадлежащем к Небудзынскому приходу, еще в 1664 году была ель с двумя ветвями, снова сросшимися на конце, к которой стекались все жители не только Надровии и Шалавовии, но даже из Жмуди и Литвы, принося в дар платы, помочи, одежды и деньги; так как верили, что калека или больной грыжей, пролезши через эти две ветви, исцелится. Эту ель также называли rumbuta egle и, собираясь отправиться к ней, говорили: Eikim Rombhową.