На орбите Стравинского. Русский Париж и его рецепция модернизма

В опере-балете Лурье дает дословное переложение «маленькой трагедии» Пушкина «Пир во время чумы» (1830). «Пир» Пушкина представляет собой перевод около трех четвертей четвертой сцены первого акта пьесы «Город чумы» (1816) шотландского поэта Джона Вильсона, которую Пушкин читал в томе его собрания сочинений [Milman 1829] во время первой болдинской осени. Благодаря своей краткости маленькие трагедии Пушкина стали популярными оперными сюжетами: Александр Даргомыжский поставил «Каменного гостя» в 1872 году, Николай Римский-Корсаков – «Моцарта и Сальери» в 1897 году, Цезарь Кюи – «Пир во время чумы» в 1900 году, Сергей Рахманинов – «Скупого рыцаря» в 1906 году[387]. В «Пире» Лурье добавил к пушкинскому оригиналу и другие тексты. Так, в первом акте оперы-балета, который Лурье назвал «Jeux latins» («Латинские игры»), текста Пушкина вообще нет. Вместо этого Лурье использовал четыре латинских стихотворения римских поэтов Пентадия (IV век) и Авсония (ок. 310 – ок. 395), чтобы подготовить сцену для пушкинского «Пира». Он взял их из книги «Erotopaegnia» («Любовные игры») – сборнике эротических стихов римских поэтов, который вышел в 1917 году в Москве на двух языках под редакцией Валерия Брюсова[388]. Возможно, Лурье был наслышан об этом сборнике еще в России, где тот был настоящим фетишем для коллекционеров, но мог купить его и в Париже, где несколько экземпляров всплыло из недр советского рынка[389]. После 1931 года Лурье также добавил в первый акт новый номер – переложение на музыку диалогов Франческо Петрарки «De remediis utri-usque fortunae» («О средствах против превратностей судьбы», 1358). Часть трактата «De remediis» была опубликована в книге Шар ля-Альберта Сингриа «Petrarque» в декабре 1932 года, как в оригинале на латыни, так и во французском переводе, и Стравинский, который получил эту книгу от Сингриа в качестве рождественского подарка, думал о том, чтобы положить трактат на музыку [Walsh 1999: 512][390].

Сценарий балета Лурье, который он отправил Руше 22 апреля 1938 года, написан на основе пушкинской сцены, в которой друзья пытаются отвлечься, пируя на одной из улиц Лондона во время Великой чумы 1665 года[391]. Лурье объясняет, что «действие может происходить в любой стране и в любую эпоху», «но для него необходимы условия катастрофы: войны, революции и т. д.». Происходящее на сцене не является ни грезой, ни видением, пишет Лурье в более длинной версии сценария: сцена должна пробуждать мысль о неведомом будущем, которое не напоминает какой-то конкретный период времени[392]. В первом акте труппа бродячих комедиантов сооружает сцену в разрушенном доме, чтобы показать «Латинские игры» «в стиле древних моралите». «Моралите» Лурье – это серия танцев, представляющих античный миф о сотворении мира, точнее, версию мифа о Нарциссе. Во время оркестрового вступления танцовщик изображает «борьбу человека со стихиями хаоса». Первое canto, или песнопение на текст «Crede ratem» Пентадия, представляет появление Земли, на которой танцуют нимфы и юноша. В следующем песнопении, на слова «Cuit pater amnis erat» Пентадия, юноша видит свое отражение в озере и, созерцая его, превращается в Нарцисса, который во время следующего песнопения, на текст «Furetis procaces» Авсония, танцует с нифами. Оторвавшись от своего отражения, Нарцисс исчезает в озере, чтобы возродиться «в образе цветка». Во время четвертого песнопения, на этот раз на стихи «Dum dubitat natura» Авсония, Нарцисс, возникающий из цветка, становится андрогином, который, в свою очередь, превращается в поэта. Следующий номер, «Tempo di Marcia» («В ритме марша»), изображает пробуждение сознания поэта. Затем, во время «De remediis» Петрарки, поэт танцует вокруг «Радости» и «Боли» и «их свиты масок».