На осколках разбитых надежд (СИ)

— Ты думаешь?.. Ах, заледеней твой язык такое говорить! — всплескивала руками Айке и качала головой обеспокоенно. Где-то под Сталинградом и ее сын сражается с русскими, в соседней части со сгинувшим без вести мужем Урсулы. Лена знала об этом из разговоров и потому не могла не думать с легким оттенком торжества, что вот-вот и немцы узнают, что такое война. А там, может, и наконец-то погонят их вон с советской земли!

А уже потом, когда немного угасла радость, вспомнила слова о молчании Рихарда. И самой стало страшно отчего-то. Сжалось сердце точно так же, как когда переживала за Котю, брата или маму. Ноги сами понесли в его комнаты — ловить ускользающую тень его былого присутствия здесь. С тех пор она часто бывала здесь, притворяясь, что делает уборку. Просто сидела в этой комнате, будто набиралась сил, чтобы просто жить дальше. И ждать, когда наконец-то придут баронессе и Иоганну письма со знакомым почерком.

— Где свежие газеты? Нужны свежие! — горячился всякий раз Иоганн, когда приходила почта, а писем не было. — Как мне узнавать новости, если они вчерашние? Снова бомбардировки! У нас вообще нет истребителей для перехвата, а зенитчики спят, так это понимать?! Ох, Воробушек! Я не понимаю, что происходит! И почему Аннегрит все еще в Берлине? Неужели она такая глупая, что не понимает, как это может быть опасно?! Здесь! Здесь надо сейчас быть… Кому нужен Розенбург?

Лена помнила из недавних рассказов Иоганна, что в конце лета были разрушены замки знакомых семьи фон Ренбек зажигательными бомбами. Старинные постройки уничтожались подчистую вместе с уникальными полотнами и антикварной мебелью. Но бомбардировкам подвергались не только частные владения. По слухам был полностью почти разрушен Майнц. Страдали от налетов промышленные города. Война все больше и больше затрагивала сейчас и Германию, что вызывало ропот у населения в сторону люфтваффе Западного фронта. У Иоганна всякий раз случался приступ желудочной боли, как он слышал об этом. Будто лично Рихарда обвиняли во всех промахах зенитной артиллерии и перехватчиков бомбардировщиков. При этом все чаще и чаще на земли Германии падали не только разбившиеся самолеты англичан, но и сбитые машины люфтваффе. И всякий раз, когда об этом печатали в газетах, у Лены замирало сердце, когда она смотрела на снимок останков того, что некогда было одной из «птиц» воздушного флота Германии. Ей все казалось, что она вот-вот заметит на обломках имя «Адель», и…

Что с ней происходит? Всякий раз говорила она себе, когда думала об этом. Неужели это только от благодарности, что Рихард навел справки о судьбе ее матери? Да, это должно быть только так и не иначе. Только так!

В конце ноября в один и тот же день Розенбург наполнили новости. Руди принес одновременно аж три письма и телеграмму. Одно из писем пришло из земель Восточного рейхскомиссариата, от Клауса, старшего сына Биргит. Он писал, что получил Железный крест второго класса, и что выхлопотал себе отпуск на Рождество, хотя сейчас «с отпусками совсем сложно».

— О мой Бог! О мой Бог! — только и повторяла Биргит, утирая слезы радости с лица. Лена впервые видела ее такой счастливой и не могла не удивиться, насколько иначе она выглядит. Черты лица стали мягче, а глаза так и сияли, выдавая ее эмоции.

Семья фон Ренбек тоже получила письма от Рихарда. Лена знала по опыту, что Иоганн непременно поделится с ней новостями, потому и не спешила уходить, когда принесла письмо на серебряном подносе. Раньше она оставалась рядом с ним исключительно из долга и вежливости, а теперь даже дыхание затаила, наблюдая, как скользит его взгляд по строчкам.

— Он был ранен! Мой мальчик! — воскликнул Иоганн, едва начав письмо. Сердце Лены бухнулось куда-то вниз. Брови немца сдвинулись к переносице, выдавая его волнение, и ей пришлось сжать руки, чтобы не выдать своих эмоций в этот момент.

Что с ним? Серьезно ли ранен? Он цел?

— Что ж, он все равно больше не играл на фортепьяно, — произнес медленно Иоганн. Лене пришлось собрать все свои силы, чтобы удержаться на ногах при этой фразе. Что это значило? Рихард потерял руку?

Время тянулось так медленно, пока Иоганн читал письмо, что Лене казалось, оно стало тягучим как густой мед. Она мысленно подгоняла немца дочитать поскорее и поделиться с ней хоть чем-то, кроме редких междометий, которыми он сопровождал чтение.

— Ты уже читал? Рихард написал тебе? — распахнулась вдруг дверь в комнаты Иоганна, и стремительно вошла баронесса. — Надеюсь, он ничего не скрыл от меня, и это действительно только фаланга мизинца, а не вся рука!