На осколках разбитых надежд (СИ)

Но тишина и покой, заворожившие и замок, и обитателей Розенбурга, не проникли в душу Лены. Даже Ремарк сентиментальным романом, который она читала по ночам украдкой, бередил ее раны. Первые же главы напомнили о том, что происходит за стенами Розенбурга, заставили вспомнить обо всем. «… Превратится в старого доброго немца… вновь поверит в сказки и чудеса, которые вошли в плоть и кровь каждого настоящего немца, — я имею в виду не тех, кто породнился с евреями или славянами…». Наверное, это у немцев было в крови — разделение на немцев и тех, кого они так ожесточенно уничтожали на родине Лены. И потому Лена старалась убедить себя, что поступила верно, предав Рихарда.

Эту войну нужно остановить. Люди, которые считают себя выше других народов, не должны победить. Так было бы справедливо!

И все же Лена не могла не думать о том, что Войтек не совсем прав, и что среди немцев все же могли быть хорошие люди. Вовсе не увечье Иоганна мешает ему приветствовать гонения евреев. А Рихард не смог бы расстреливать хладнокровно беззащитных беженцев в открытом поле, как это делали его сослуживцы по люфтваффе на Восточном фронте.

Рихард. Не проходило ни дня, чтобы Лена не думала о нем. Словно он проник ей куда-то под кожу и остался там занозой. Она отсчитывала дни по календарю и представляла вечерами, как он проводит время в Берлине. Водит Мисси в рестораны, слушает какую-нибудь оперную постановку в столичном театре. И, наверное, это она, Мисси, поедет провожать его на вокзал. И не она, Лена, а именно Мисси попрощается с ним последней, коснувшись губами его щеки. Наверное, так и должно быть. Разве могла она пожелать ему удачи тогда, в день их прощания? Нет, не могла. Ведь он был прав — его удачи, его победы знаменуют для нее очередное поражение ее страны. Но может, все-таки стоило сказать хотя бы что-то перед расставанием? Не провожать его гнетущим тяжелым молчанием. Кто знает, чем закончится их разлука — долгожданной встречей или?..

В ночь после Дня трех королей Лене отчего-то стало совсем тревожно. Она отложила в сторону роман Ремарка и долго крутила в руках ключ от залы, который ей дал Рихард. Танец всегда был для нее особым миром, в котором она укрывалась от реальности. Захотелось спрятаться в нем и сейчас. Попробовать, невзирая на страх неудачи, которая преследовала ее после травмы ноги. Снова ощутить себя прежней — сильной, решительной, свободной.

В зале было не натоплено, и холод мигом пробрался под ткань ночной сорочки. Надо было двигаться, чтобы не замерзнуть. Времени на раздумья не осталось. Лена закрыла глаза и вновь мысленно услышала знакомые звуки Шопена, под которую обычно происходило занятие. Память пробуждала тело. Лена удивилась, что не утратила за последние месяцы гибкости, когда разминала мышцы. Но некогда травмированная нога все же дала о себе знать — заныла противно во время упражнения, когда стала опорной. И не давала склониться к ступне, как бы хотелось.

Неужели действительно конец?

Признаваться в этом было больно даже самой себе. «Упражнение делает умельца», — так говорила тетя Оля, вспоминая любимую бабушкину немецкую поговорку. Всякий раз, когда маленькая Лена плакала из-за неудач в балетном классе, тетя вытирала ее слезы и напоминала эти слова. И Лена стискивала зубы и доводила до совершенства движения, занимаясь до изнеможения в зале. Вот и сейчас в голове мелькнула знакомая поговорка. Потому она упрямо намеревалась довести до конца экзерсис, решив заменить станок ровной поверхностью подоконника. И замерла на третьем повторе, когда заметила приближающиеся к дому огоньки автомобильных фар.

Время было далеко за полночь. Гостей в Розенбурге не ждали. И Лена знала только одних людей, которые вваливались в дом, невзирая на время суток. Это действительно был грузовик. Его темный силуэт вскоре стал отчетливо виден на снежном фоне. От страха сбилось дыхание и смешались мысли.

Только недавно Войтек признался, что это он избил Клауса в таверне, подкараулив его со своими товарищами, работавшими на Штайлера. И все, что потянулось тонкой ниточкой после, только по его вине. Пусть гестапо ничего не смогло доказать, но определенно взяло его «на карандаш». Он рассказал, что недавно почувствовал за собой слежку в городе, когда передавал в последний раз разведанную информацию, и всерьез опасался, что за ним придут. Но прошло уже несколько дней, а ничего не происходило, и Лена решила, что поляку просто показалось. И вот к Розенбургу едет ночью грузовик…

Лена убедилась, что грузовик остановился у крыльца, и быстро побежала прочь из залы. Быть может, она успеет предупредить Войтека, и тот сумеет уйти через замковый парк в лес? Лена бежала изо всех сил через анфиладу комнат, не обращая внимания на боль в ноге. Даже успевала посматривать в окна на ходу, ожидая, что вот-вот раздастся громкий стук в двери. И с удивлением подметила при этом, что из грузовика спрыгнул только один человек.