На осколках разбитых надежд (СИ)

Этот внезапный отъезд в Берлин. Фотосъемка на фоне светлой плитки стены над камином. Причем, не просто съемка — он пару раз поправлял ее, разворачивая лицом к свету. Ее прошлое в оккупированном Минске, когда она была курьером и передавала десятки пустых бланков для документов, сразу же подсказало ответ.

Лена не ошиблась. Не отрывая взгляда от дороги, Рихард полез в карман мундира и достал из него документы. Положил их на приборную доску. Лена так и похолодела, когда заметила их. Наверное, другая девушка на ее месте только обрадовалась при виде документов, дающих право на свободное передвижение по стране. Но только не Лена, понимающая, что скрывается за этими бумагами.

Она не знала, какое наказание ждало за подделку документов в Германии, но на оккупированных территориях за это приговаривали к повешению. Правда, сначала выбивали, откуда брались бланки, как подделывались печати, и кому предназначались документы. Первое, что она почувствовала, когда увидела знак рейха на бумагах, был страх за Рихарда. Если когда-то гестапо возьмет того, кто делал эти документы, и выбьет из него имена… —

Еще не так давно в газетах и по радио клеймили позором заговорщиков из Мюнхена, которых даже адвокаты демонстративно отказались защищать в суде, представляя их чудовищами, выступившими против великой Германии. От казни их не спас ни юный возраст, ни арийское происхождение.

— Бедные дети, — качал головой Иоганн после прочтения сообщения о первой казни по вынесенному приговору, когда в феврале гильотинировали брата и сестру Шолль[59]. — Казнены за распространение листовок и надписи против фюрера на домах. Германия начинает пожирать своих детей, и это ужасно!

Биргит же считала совершенно иначе. По ее мнению, наказание было совершенно заслуженным, но вот вину она частично снимала, перекладывая на «проклятых большевиков».

— Русские! — твердила она Урсуле и Айке, когда они в перерыве между работами сидели за столом и пили эрзац-кофе. — Во всем виноваты русские! Если что-то случается, сразу же ищите их и, клянусь Богом, вы их найдете. Так и тут — русский большевик[60] сбил с толку несчастных студентов. Надеюсь, его наконец-таки казнят, да еще пострашней, чем этих Шолль!

И таких, как Биргит, жаждущих чужой крови, слепо верящих в то, что все, что происходит, только на благо великой Германии, было большинство в стране. Оттого и страшным было понимание, что вряд ли защитой будут награды и звание героя Германии, если Рихард попадет под подозрение.

— Хелена Хертц, — произнес резко Рихард, вырывая Лену из тяжелых мыслей. — Родилась в Немецкой Богемии, где и проживала с семьей до аншлюса, оттого и акцент. Чистокровная арийка по отцовской и материнской линии. Дата рождения твоя, но место рождения Рейхенберг. С профессией, правда, было сложновато. Надеюсь, никому не придет в голову проверить твои навыки стенографии и машинописи. Единственное, что осталось…

Он не договорил. Свернул неожиданно на обочину и вышел из машины, чтобы взять с заднего сидения несколько свертков в оберточной бумаге.

— Надеюсь, что угадал с размером. И что тебе понравится. Продавщица сказала, что это неплохой вариант.

В свертках оказались шелковое платье и жакет, в которые Рихард попросил ее переодеться. Лена не стала ему возражать — сменила габардиновое платье с знаком OST на дорогой наряд. Ее прежнее платье Рихард завернул в бумагу и спрятал под сиденьем «опеля». Потом протянул Лене крохотную кожаную сумочку и ажурные перчатки. Единственное, что осталось прежним от ее облика — это старые туфли на низком каблуке. Рихард точно не смог определить размер и решил не рисковать с покупкой обуви.

— Осталось совсем немного, чтобы стать Хеленой Хертц, — сказал он, раскладывая на капоте автомобиля и протягивая ей маленькую жестяную баночку с темной смесью. — Нужно проставить отпечатки пальцев тут и тут, как можно ближе к печати.

— Рихард, я не могу…

— Просто сделай это, — отрывисто приказал он. — Просто сделай то, что я прошу. Хотя бы сейчас!

Он по-прежнему был напряжен, и Лена не стала спорить. Рихард помог проставить ей отпечатки пальцев в кенкарте[61], вытер тщательно ее пальцы платком, который достал из кармана, а коробочку выбросил в кусты на обочине. Затем он помог ей занять место пассажира, и они снова тронулись в путь.

— Что ты делаешь? — только и спросила тихо Лена, не понимая толком, что происходит. — Куда мы едем и зачем?

— Я же сказал тебе — хочу показать мою Тюрингию, — ответил Рихард, словно это объясняло тот огромный риск, на который они шли вдвоем сейчас.

Дорога оказалась недолгой. Спустя час или более пейзаж за окном автомобиля сменился. Все реже попадались просторные поля, замелькали темные и густые леса по обочинам. То ли Рихард намеренно объезжал деревни и городишки, то ли их действительно в этой стороне было мало, но попадались только единицы.