Сдавило легкие так, что Лена испугалась на какое-то мгновение, что упадет в обморок сейчас. Открыла глаза, чтобы не видеть больше свое прошлое, и вздрогнула, когда музыка вдруг достигла самого пика, заставляя орган звучать громче прежнего. Встревоженный Рихард склонился к ней, и она отшатнулась испуганно, заметив прежде немецкую форму. Быстро подняла руку и удержала его на расстоянии, положив с силой ладонь на его грудь. Прямо там, где блеснули в свете свечей значки. В том числе и серебряный за ранение, который так встревожил Иоганна, врученный Рихарду за третье по счету ранение.
Прямо под формой, в месте чуть повыше кончиков ее пальцев, прятался неровный шрам. Она заметила эту отметину сегодня, когда лежала на груди Рихарда, слушая, как выравнивается ритм его сердца после пика испытанного наслаждения. Страшный для нее знак, что еще несколько недель назад пуля разорвала его кожу и мышцы. Попади этот маленький кусочек смертоносной стали ниже, он пробил бы Рихарду легкое.
— Говорят, звуки органа затрагивают самые тайные уголки нашей души, — проговорил Рихард, стирая кончиком большого пальца слезы с щек Лены. — Поэтому некоторые люди плачут, когда слышат их.
Он вдруг нахмурился, когда коснулся ее плеча и обнаружил, что ее трясет мелкой дрожью.
— Ты замерзла, Ленхен? Я говорил, что вечер может быть обманчив. Принести тебе жакет? Я сейчас приду, побудешь пару минут одна?
Лене не хотелось отпускать его. Она до последнего держалась за его пальцы. Словно боялась остаться одна. И он угадал каким-то образом ее ощущения в те минуты — коснулся быстрым поцелуем лба прямо у линии волос, когда уже стоял в проходе, и прошептал: «Я быстро…» И Лена не могла не оглянуться, чтобы посмотреть, как он скрывается за створкой огромной деревянной двери под утихающие звуки органа.
— Вот, возьмите, фройлян, — перед ее лицом вдруг появился белый квадрат платка. Она подняла взгляд и заметила, что рядом с ней стоит в проходе священник. Лена была так погружена в свои переживания, вызванные последней мелодией, что даже не заметила, как он перестал играть и подошел к ней.
— Эта ария Баха всегда вызывает воспоминания о том, что нам дорого, но бренно, — проговорил отец Леонард, возвышаясь над ней. Она с трудом сосредоточилась на его словах, понимая, что перевод некоторых слов незнаком ей. — Вы знаете, как она называется? «Приди, сладкая смерть…» Одна из моих любимых. Заставляет задуматься о главном и самом дорогом.
— Вы прекрасно играли, — проговорила Лена, понимая, что пауза между ними затянулась. Священник улыбнулся ей вежливо в ответ.
— Благодарю, мне очень льстит, что фройлян понравилось мое исполнение. Когда слышишь звучание органа впервые, в него либо влюбляешься, либо… Но мне лично кажется, что в музыке Баха есть некая связь между мирским и духовным. И именно поэтому равнодушных все же меньше, чем тех, кто так тонко чувствует, как вы, фройлян.
Он немного помолчал, наблюдая, как Лена вытирает слезы с лица.
— Нет-нет, оставьте себе, — отказался старик принять обратно платок, когда Лена попыталась вернуть ему обратно тот. А потом с размаху, не давая опомниться, жестко и сухо. — Вы не верите в Бога, но вы не социал-нацистка. Иначе не рассуждали бы так о происходящем в стране. Вы никогда не слышали звучание органа и никогда прежде не были в христианском храме. Я видел, как вы разглядывали эти стены и наблюдали за господином гауптманом. Вы еврейка?
Глава 29