На осколках разбитых надежд (СИ)

— Сегодня на мессу собрались все жители, как я заметил, — заметил Рихард.

— И в Орт-ауф-Заале есть те, которые считают, что храм нужно закрыть, а людям нужна другая вера, — посерьезнел священник. Он понизил голос, чтобы Лена не слышала его слов, но почти каждое слово долетало до ее уха. — Но это произойдет только через мой труп и никак иначе.

Это прозвучало так зловеще, что Лена не могла не вздрогнуть. Или это просто прохладой надвигающегося вечера скользнуло по телу из щели полуприкрытой двери в храм?

— Я вижу, ты не один, Рихард, — напомнил старик, и Рихард посмотрел на Лену, взглядом выражая просьбу подойти. — Берта уже была у меня, и я весьма заинтригован.

— Это Хелена, — представил ее Рихард, и Лена невольно отметила, что больше он ничего не добавил, словно не желал лгать священнику. — Лене, это отец Леонард. Если любовь к небу в моей крови от дяди Ханке, то любовь к музыке именно от этого человека. Когда я услышал впервые Генделя в исполнении отца Леонарда, то захотел так же виртуозно играть на органе. Но пришлось ограничиться фортепьяно.

— Надеюсь, я вложил в тебя не только это, Ритц! — улыбнулся священник. А потом протянул руку для пожатия Лене. Его глаза светились такой добротой, что Лена не могла не ответить на это рукопожатие. — Фройлян любит музыку?

— Вся моя жизнь была когда-то связана именно с ней, — честно ответила она.

— Не надо говорить в прошедшем времени, фройлян, — покачал головой священник. — Верю с трудом, что она исчезла из вашей жизни навсегда. Говорить о чем-то в прошедшем времени — означает гневить Господа. Потому что никто не знает Его планов.

— Наверное, я разочарую вас, но я не верю в Бога, — не могла не сказать Лена откровенно. — Да и как можно поверить в него сейчас?

Священник на это ничего не ответил. Только посмотрел пристально, глаза в глаза, словно пытаясь понять мысли Лены. А потом улыбнулся вежливо и спросил:

— Какая органная музыка нравится фройлян?

— К своему стыду, признаюсь, что еще ни разу не доводилось слушать орган, — ответила смущенно Лена. Словно почувствовав ее растерянность, Рихард протянул руку и переплел свои пальцы с ее тонкими пальцами.

— В таком случае с вашего позволения я выберу сам, — склонил голову отец Леонард и отошел от них.

— Мое сердце, если позволишь, мне нужно кое-что сказать отцу Леонарду, — Рихард поднес руку Лены к губам, поцеловал быстро и поспешил вслед за священником. Лена некоторое время наблюдала за ними обоими. Они говорили о ней. Это было можно понять по тому взгляду, который бросил на нее священник, выслушав Рихарда. Думать о том, что именно сейчас обсуждали немцы, не хотелось. Оставалось надеяться, что Рихард расскажет ей сам, когда завершит разговор. Потому что Лене показался очень странным этот долгий оценивающий взгляд, которым наградил ее отец Леонард, когда удалился из вида по окончании этой короткой беседы.

А вот Рихард выглядел совершенно спокойным и безмятежным. Взял ее за руку, подойдя, и усадил на скамью, выбрав ближайшую. И ладонь ее так и не выпустил из своих пальцев, держал крепко.

— Когда я впервые услышал, как играет отец Леонард, то мне показалось, что весь мир вокруг стал совсем другим. Наверное, это восприятие шестилетнего ребенка, — рассказал Рихард. — Но каждый раз, когда приезжаю сюда, в Орт-ауф-Заале, я прошу его сыграть для меня. Это даже лучше, чем побывать в Берлинской Опере на концерте. Не веришь? Отец Леонард подавал большие надежды, когда учился в Королевской консерватории в Лейпциге.

— Почему он не выбрал музыкальную карьеру? — спросила Лена с интересом. Судьба священника чем-то ей вдруг показалась похожей на ее собственную.

— Война, Ленхен, — ответил Рихард. — Когда началась Мировая война, он пошел на фронт солдатом. Ему было всего двадцать лет.

Значит, сейчас священнику должно быть нет и пятидесяти лет, быстро просчитала в уме Лена. И не могла не посмотреть потрясенно на Рихарда, который наблюдал за ней, словно ожидая ее реакции. Иоганн был старше отца Леонарда, но, если поставить их рядом, могло сложиться впечатление, что последний годится в отцы.

— Он участвовал в «верденской мясорубке»[63], где контуженный попал в плен к французам, — рассказал Лене Рихард. — Трижды его ставили под расстрел, но отменяли тот в последний момент. Отец Леонард ненавидит все, связанное с насилием, не только по призванию и согласно сану. Поэтому новое время в Германии он так и не принял до сих пор. Лишь удаленность Орт-ауф-Заале спасает его от внимания властей. И мы здесь потому, что он единственный, кто может…