Лена не могла не взглянуть на Ротбауэра в этот момент, пока убирала тарелки со стола. Но он казался совершенно спокойным и не смотрел на нее, занятый тем, что наслаждался вином, поданным к обеду. В завершении обеда баронесса распорядилась сервировать столик под кофе и десерт на балконе, на свежем воздухе, полным ароматов цветов, которыми славился замок. Ротбауэр не мог не отметить красоту цветника возле Розенбурга, и баронесса пообещала дать ему саженцы некоторых сортов.
— Просто оставьте мне свой адрес в Берлине, и осенью мой садовник пришлет вам кусты, — проговорила она. — К сожалению, сейчас Штефан не может работать из-за последствий ранения. Но к осени, я полагаю, он поправится.
— О, я слышал от гауптштурмфюрера об этом чудовищном происшествии! Какое счастье, что здесь не было ни вас, ни вашего сына в то время! — сказал Ротбауэр, а потом добавил, что фрау Ротбауэр будет благодарна за саженцы. — Дитер оставит вам мой домашний адрес.
О чем они говорили позднее, Лена не слышала — баронесса взмахом руки отпустила девушек, и им пришлось заняться уборкой столовой. Она пыталась понять, о чем говорят немцы по лицам, которые могла видеть через кружево балконных занавесей, но это было бесполезно. Она все не могла поверить, что Ротбауэр просто так уедет, как обещал, зная его натуру. Но время шло, кофе был выпит, а изумительный десерт, приготовленный Айке, был съеден, и оберштурмбаннфюрер заявил, что ему пора ехать из «этого маленького рая в Тюрингии».
Лена не должна была провожать его до дверей — этим пришлось заниматься Тане. Но девушка заметила, что, принимая из рук служанки фуражку, Ротбауэр скользнул взглядом вокруг, словно выискивая именно ее. И спряталась подальше от его взгляда за дверью «черного» коридора, впервые позволяя себя выдохнуть полной грудью, когда наконец-то закрылась входная дверь, и с площадки донеслось шуршание гравия под автомобильными шинами. Но ощущение странной тревоги никак не утихало внутри, поэтому Лена не удивилась, когда через четверть часа ее нашла в кухне Биргит.
— Оставь это и следуй за мной, — приказала она, и Лена опустила тарелку на самое дно тазика с мыльным раствором. Вытерла насухо красные от кипятка руки и спешно поправила сбившуюся косынку, зная, как придирчива хозяйка к внешнему виду.
Баронесса по-прежнему сидела в кресле на балконе. Лене показалось, что сейчас, когда солнечные лучи падают прямо на ее лицо, мать Рихарда выглядит какой-то бледной и измученной. А потом она расслышала шаги прислуги и вмиг приняла привычно равнодушно-холодный вид.
— Знаешь, зачем приезжал оберштурмбаннфюрер? — обратилась она к Лене и, не получив ответа после минутного молчания, продолжила, подав знак Биргит, стоявшей за спиной девушки, чтобы она не вмешивалась. — У него с собой были бумаги из арбайтсамта. Он хотел забрать тебя с собой, потому что знал тебя по Минску честной и работящей девушкой. И он был очень раздосадован, узнав, что ты беременна. Это правда?
Биргит за ее спиной потрясенно ахнула, а потом заговорила быстро и сбивчиво:
— Госпожа, я клянусь… госпожа, я слежу за ними… Мой Бог, какой позор!
— Я спросила Лену, Биргит, — произнесла холодно баронесса, не отрывая взгляда от лица Лены. — И я хочу получить честный ответ, чтобы понять, как мне следует поступить дальше.
Зачем Ротбауэр рассказал баронессе о беременности? Неужели именно в этом и заключалась его месть за то, что она предала его Минске? И еще множество вопросов без ответа, которые мелькали в голове, но которые нужно было пока забыть. Ведь главное для Лены было понять, что ей ответить баронессе. Ей казалось, что все случится совсем иначе, когда ей придется открыться. Лена знала, что в сентябре, когда живот уже невозможно будет скрывать от постороннего взгляда, после прохождения курса необходимых процедур возвращается в Розенбург Иоганн, и рассчитывала на его заступничество. Знала в глубине души, что пожилой немец не даст ее в обиду, особенно если узнает о том, что отец ребенка — его племянник. Для него расовые различия были не так важны, как понимала Лена, и был пусть и маленький, но шанс, что Иоганн станет спасением для нее и ребенка.
Но сейчас она была одна перед лицом баронессы, которая, напряженно сжав подлокотники кресла, ждала ее ответа.
— Как долго ты беременна? — произнесла хозяйка Розенбурга, поняв, что ответа может так и не дождаться. Затянувшееся молчание было ей верно истолковано, как подтверждение заданному вопросу. — И кто отец этого ребенка? Он может жениться на тебе? Если этот человек заявит свои права на ребенка, я позволю ему вступить с тобой в брак. Если он не захочет, я поговорю с его хозяином и заставлю его.
— Отвечай, госпоже баронессе! — больно ткнула в спину Лены Биргит. — Отвечай же, русская дрянь!