На осколках разбитых надежд (СИ)

— Ты вспомнил и это! Это превосходно. Доктор Паллас, вы были совершенно правы! Ах, все по-прежнему, мой милый, с моим здоровьем. Нет ничего хорошего. Но и плохого тоже нет. А разве отсутствие плохого — это уже не хорошие новости? Лучше скажи мне, как ты. Мне рассказали о твоих травмах. О, Ритци, это просто ужасно… Я не понимаю, почему ты еще здесь, а не в госпитале в Берлине под наблюдением генерала Тённиса![78] Тебя, кавалера Рыцарского креста, держат здесь в каком-то захолустье!

— Мама, здесь прекрасные доктора, — возразил ей Рихард, замечая, как напрягся главврач при ее словах. — И потом — я подозреваю, что здесь уже не столько в физической травме дело. Основным препятствием к моему выздоровлению стоит мой разум, а не мое тело. Картинка моего прошлого не складывается, мама. Я уверен, что для этого мне нужно увидеть одного человека. Мою жену. Мне нужно увидеть Лену.

Пальцы матери дрогнули в его руке. Он явно ощутил это. Не поверил бы, если бы не почувствовал, ведь лицо баронессы осталось совершенно без изменений. Те же светящиеся радостью глаза, та же улыбка.

— Мой дорогой, ты не женат, — произнесла она мягко и разбила его надежды, которые он так тщательно лелеял до этого визита. — И никогда не был.

— Этого не может быть! — наверное, слишком громко и резко запротестовал Рихард, чем заставил доктора Палласа напрячься. — Я помню все до последней мелочи, мама. Рост, вес, цвет волос и глаз, голос. Я помню имя. Я помню, что проводил с ней отпуска. Я помню, как женился в церкви в Орт-ауф-Заале. Я помню все это так ясно, как помню моменты, связанные с тобой или с дядей Ханке.

— Возможно, ты путаешься в своих воспоминаниях, — проговорила баронесса. — Доктор Паллас сказал мне, что такое может быть. Или просто это фантазии, которые когда-то у тебя были. Возможно, ты вспоминаешь Адель, свою бывшую невесту, — она обернулась на главврача и продолжила уже тише, только для Рихарда. — Вы были очень близки до войны с ней. Но она оказалась мишлинг по линии матери, и вам пришлось расстаться. Ты, видимо, не смирился с этим и продолжал писать Адели все эти годы через Красный крест. Да, ты просто путаешь реальность и фантазии, как и говорят доктора…

На мгновение она убедила его в этом. Он попытался вспомнить письма, которые отправлял с Восточного фронта и с Сицилии, и действительно некоторые из них были адресованы Адели. Но он помнил свою бывшую невесту, и лицо на фотокарточке, которую он спрятал в карман перед последним вылетом, было совсем не лицом Адели.

— Мама, я помню Адель прекрасно. И это не она! И это вовсе не фантазии, мама! И я не сумасшедший!

Всякий раз, когда Рихард слишком волновался или злился, теперь ему вдруг начинала отказывать речь, и он «спотыкался» в словах, медлил, заикался, что выводило из себя еще сильнее. «Последствия травмы», уверяли врачи. «Это совсем незаметно», убеждали сестры. Но он слышал эти «спотыкания» в своей речи, и они приводили его в отчаяние.

Так случилось и сейчас. Баронесса поморщилась от боли, и Рихард понял, что в приступе злости слишком сильно сжал пальцы матери. Отпустил ее руку тут же, раскаиваясь, что причинил ей боль. Баронесса не дала ему отвернуться в приступе сожаления — положила ладонь на его щеку и заставила посмотреть на себя. Неожиданный жест для нее, считавшей, что все проявления чувств должно демонстрировать только за закрытыми дверями.

— Ты не сумасшедший, Ритци. Верь мне, — твердо сказала она, глядя в его глаза. — Я знаю это точно, как знала, что ты жив. Ты в здравом уме. Просто запутался. Я помогу тебе стать прежним.

— Позвольте мне высказать предположение, — вмешался встревоженный вспышкой ярости доктор Паллас. — В последнее время мне приходит в голову одна мысль на этот счет. Быть может, этот брак был тайным?..

Баронесса обернулась и бросила на доктора такой взгляд, что тот смешался.

— Тайный брак у гауптмана люфтваффе? Как вы себе представляете это, доктор? — ее голос, иронично-злой, так и хлестал словами. — Рихард — истинный сын Германии, у него не может быть никаких тайн от рейха. Вы сами говорили мне, что это скорее всего сны, которые разум Рихарда считает реальностью как последствие травмы и кровоизлияния. Или вы отказываетесь от ваших слов? Нет, я решительно настаиваю, чтобы Рихарда перевели в берлинский госпиталь! Я уже обо всем договорилась, мой дорогой Ритц. Со дня на день тебя переведут в Берлин, под наблюдение генерала Тённиса.

Рихард чувствовал, что ему уже все равно, в чьи руки он попадет для лечения после. Для него самым главным было то, что теперь он точно знал, что он Рихард фрайгерр фон Ренбек. А значит, уверенность в своем здравомыслии пошатнулась, словно из-под ног выбили ту самую основу, что позволяла держаться до этих пор без сомнений.