На осколках разбитых надежд (СИ)

В этот момент в проходившей мимо них колонне заключенных вдруг случилось замешательство: одна из узниц, с трудом передвигающая ноги в тяжелых деревянных башмаках, споткнулась и упала на землю. Колонна тут же смешалась. К упавшей бросилась молоденькая охранница и ударила ту хлыстом по спине и по рукам, когда девушка попыталась закрыться от побоев. Сам не понимая, что делает сейчас Рихард вдруг резко зашагал в их сторону и остановил избиение, схватив запястье охранницы. Немка ошеломленно взглянула на него, но все же опустила хлыст и отступила в сторону, выжидая приказов коменданта, который с любопытством наблюдал эту сцену со стороны. А вот узница с нашивкой SU на форме испуганно отпрянула от Рихарда и поползла в сторону, изо всех сил пытаясь встать на ноги, скользившие по грязи.

Маленькие босые ножки, посиневшие от холода. Тонкая шейка в вороте полосатой униформы, явно не по размеру. Тонкие ладони с красными следами от ударов хлыстом.

И Рихард неожиданно для самого себя вдруг решил, что потом, уже в автомобиле, заявит своему спутнику, что ошибся. Что давно не видел русскую, и черты ее лица размылись в памяти. Кроме того, у него же была травма головы, ему позволительно ошибиться. Но только когда они уже отъедут на приличное расстояние от лагеря, чтобы было сложно вернуться. Быть может, это фокус удастся, быть может, у его спутника есть что-то еще внутри, что позволит Рихарду забрать эту русскую и спасти ее от этого ужасного места, полного боли, где смерть ходит по пятам и смотрит на тебя каждый день через пустые глаза несчастных на виселице на Аппельплац.

Так он решил, когда смотрел на эту худую изможденную женщину, которая вдруг сдалась — лежала ничком в осенней грязи и даже не плакала. Просто обернулась на немцев с ненавистью в глазах и ждала покорно чего-то.

Она ждала смерти. Наверное, он понял это, прочитал во взгляде и решился на то, что раньше никогда бы не пришло в голову.

— Бросьте, господин майор, — отрезал в ответ эсэсовец, раскуривая сигарету. Он посмотрел в зеркало заднего вида на безразличную ко всему тень, свернувшуюся в комочек позади. — Это ведь не та русская, которую вы ищете. Я сразу это понял, когда вы только шагнули к этой заключенной. А потом комендант проверил ее номерной знак. Это военнопленная, а не гражданская. Она была доставлена в Равенсбрюк в конце зимы, когда мы взяли в очередной раз партию красных. Что вы будете с ней делать? Одна морока!

— Наверное, устрою через арбайтсамт работницей, — медленно произнес Рихард, словно прощупывая почву. С Герингом разговор вести было проще — тот любил широкие и благородные поступки, а вот этот эсэсовец до сих пор был для него закрытой книгой. Нужно было выбрать ту самую верную тактику теперь, которая позволит вести поиски дальше. Только от эсэсовца зависело это.

— Ваше право. Только помните, что волка никогда не перевоспитать. Они всегда будут скалить зубы и рано или поздно вцепятся в глотку. Вы излишне сентиментальны, господин майор, и верите, что у этих животных могут быть человеческие чувства. Но за вашу жалость и благородство вы не получите даже намека на благодарность. Они не способны на человеческие чувства.

— Мне все равно, что они будут чувствовать и тем более думать, — пожал плечами Рихард, разыгрывая свою роль. — Я поступил так потому, что мне так захотелось. Только и всего.

— Чертовски глупо! — заметил на это его спутник. — Поддавшись никому ненужной жалости, вы потеряли возможность заехать по пути в Ораниенбург. Там было бы проще искать. Уверен, там не больше двадцати женщин-заключенных. И уж точно все из них осуждены за преступление против чистоты расы.

В висках Рихарда тут же заломило от нервного напряжения. Неужели он действительно совершил ошибку? Стоило ли так рисковать ради незнакомой ему русской, которая когда-то воевала против его страны? Внешне он постарался выглядеть совершенно равнодушным, угадывая за этой репликой очередное желание пройтись по открытой ране, причиняя боль.