На осколках разбитых надежд (СИ)

— Знаете, что происходит с теми, кого отправляют в лагерь за преступления против чистоты расы? — продолжил собеседник Рихарда. — Они и дальше продолжают раздвигать ноги, но только теперь на благо рейха — в лагерном борделе. Заключенных, которые хорошо работали и не запятнали себя наличием славянской, цыганской или жидовской крови, надо поощрять за работу. Рейхсфюрер Гиммлер лично придумал это поощрение, и говорят, оно хорошо действует. Разве не хороший стимул устроиться между женских ног и снять накопившееся напряжение? Особенно в заключении. Правда, чаще всего это немки, которые осквернили себя связью с остарбайтерами или бывшие проститутки, но бывает, что попадается и другие, я изучал этот вопрос перед поездкой. Вы по-прежнему хотите найти свою русскую, зная, что она, быть может, успела обслужить десятки этих животных за эти месяцы?

Рихарду пришлось приложить усилия, чтобы не показать лицом своих эмоций, которые вдруг возникли при этих словах. Не только от того, что невольно пришло на ум при этих словах, но и от воспоминания о том, что Ленхен когда-то едва избежала насилия, и как это ударило по ней в те дни. Он помнил, как его едва не свела с ума похожая картинка, которая вставала перед глазами, когда он узнал о происшедшем. Но то, как страдала она, не шло ни в какое сравнение. И Рихард сейчас надеялся только на то, что Ротбауэр вряд ли захотел бы иметь Ленхен при себе после лагерного борделя. А это значило, что он мог отдать особое распоряжение на этот счет.

А потом он вспомнил, что это распоряжение могло потерять силу после известия о смерти эсэсовца, и едва не выдал свое отчаяние. Она была такой хрупкой, его маленькая русская. Как она выдержит все это?..

— Мне это безразлично, — ответил Рихард как можно ровнее. — Она все равно больше не попадет в мою постель, когда я разыщу ее.

Он почувствовал на себе пристальный взгляд эсэсовца и смело встретил его, надеясь, что тот не сумеет копнуть слишком глубоко.

— Уважьте мое любопытство, господин майор, — произнес после короткой паузы его спутник, снова возвращая взгляд на дорогу. — Зачем тогда вы ищете русскую?

— Выбирайте сами: чувство вины, ведь она оказалась в моей постели, а потом в лагере не своей воле, ответственность за ее судьбу и чертова сентиментальность.

Ни слова лжи, и в то же время не вся правда. Нет, он не спасал сейчас самого себя от преследования гестапо за нарушение законов рейха. Ему просто было необходимо получить расположение эсэсовца, а значит, еще один шанс на поиск Лены в этих ужасных местах.

— Я всегда знал, что благородная кровь хороша только в армии, — сказал спутник Рихарда. — Вы вряд ли смогли бы разгребать своими белыми ручками всю ту грязь, которую приходится уничтожать нам ради рейха, — вдруг он поднял вверх два пальца, не глядя Рихарда. — Вторая попытка найти русскую обойдется именно в эту сумму. Третья в три, если вы снова подадитесь приступу жалости и своей чертовой сентиментальности. Она же станет последней. Не удивляйтесь, всему есть своя цена, господин майор. И всем приходится платить…

Последняя фраза крутилась и крутилась в голове Рихарда, когда он, вернувшись домой, сидел в темноте своей спальни. Собаки, словно почувствовав мрачное настроение хозяина, тихо лежали у его ног и даже не пытались ластиться.

Чем придется заплатить немцам за тот ад, который творился на земле их руками? Ведь рано или поздно расплата придет. В лице коммунистов, которые уже переломили ход войны в свою сторону. Потому что это раньше Бог был с немцами, а потом он отвернулся от них, ужаснувшись тому злу, что творилось. Если раньше война была справедливой, ставя перед собой цели вернуть Германии былое величие, потерянное после Мировой войны, то с нападением на коммунистов она превратилась в кровавую войну на истребление. Теперь справедливость была совсем не на их стороне…

— Что ты делаешь, Рихард? — обрушилась на него мать, внезапно вторгшись в его темное убежище. — Эта русская в кухне… она же из лагеря! У нее может быть какая угодно зараза! У нее вши, Рихард! Вот куда возил тебя этот человек! Я знаю, что ты делаешь — ты ищешь эту проклятую русскую, которая предала тебя. Я же сказала, ее забрал эсэсовец. Бесполезно искать. Только он знает, где она, но вряд ли будет рад, если ты влезешь в его дела.

— Ротбауэр мертв, мама, — у него адски болела голова, как это обычно теперь бывало после всплеска эмоций, тем более подавленных на корню. Поэтому и старался отвечать как можно короче.