На осколках разбитых надежд (СИ)

Следующим днем была как раз суббота, короткий рабочий день. Решили начинать сразу после того, как Лена приедет из Дрездена. Тем более, она не была привязана к общественному транспорту, наотрез отказавшись ехать поездом на работу. Ей казалось, что она уже пришла в себя и может обойтись без успокоительного, потому вполне может поехать на работу на велосипеде.

Руины аптеки разбирали все выходные. И Лена даже была благодарна этому тяжелому труду за то, что не было даже минуты подумать о чем-то ином, кроме работы. Собирали в тачку все, что можно было еще использовать, и что уцелело каким-то чудом при налете и последующем обрушении крыши и стен, и отвозили в тачке на Егерштрассе. Вокруг точно также суетились на разборе завалов другие владельцы лавок в центре городка, тоже в одночасье лишившиеся своего бизнеса и источника существования. Только ратуше повезло устоять после налета, и сейчас судьба словно издевалась над людьми, копошащимися в развалинах, громко хлопая на ветру ярко-красным полотнищем со свастикой на стене.

В аптеке уцелело немногое. В основном картотека рецептур, которую собирали на протяжении нескольких десятков лет еще прародители Мардерблатов, весы с гирьками, тяжелый сейф, в котором хранили «особые средства» по словам Людо, и часть ящиков с лекарствами. Все это заняло две длинные полки в подвале.

— А прежде занимало почти весь склад, — усмехнулся грустно Людо, когда наконец закончили работы, и Кристль в знак поддержки взяла его ладонь в свою руку. Лена видела со своего места на последней ступени лестницы, насколько потерянным он вдруг стал в эти минуты.

— Многие подходили за эти два дня. Говорят, что не хотят ездить в Дрезден, что привыкли ко мне и к аптеке. Будем помогать им из того, что осталось, верно? Не смогу я быть только почтальоном, привык уже к другому — помогать людям привык. Мы справимся и с этим, Кристль, да? Мы не лишились крова, как те, кто жил в центре города. И мы живы и здоровы, — он помолчал немного, а потом продолжил, переходя к другим домашним делам. — Как Лотта? Она так и не заговорила?

К общему сожалению, последние три дня, прошедшие после налета, ничего не изменили. Как не сделали этого и последующие месяцы. Кристль водила Лотту в госпиталь, и девочку осматривала целая группа докторов разного профиля, но все они не нашли физическую причину молчания, сославшись на душевную травму, которую не способны лечить лекарствами. Зато малышка умела писать свое имя корявыми буквами, как выяснили, когда Ильзе принесла откуда-то карандаши с цветными грифелями и краски по просьбе Лены. Девочка целыми днями рисовала с удовольствием и однажды даже, к радости Гизбрехтов, нарисовала семейный портрет — мать, отца и девочку, державшихся за руки. И каждого из них подписала по имени.

Правда, это мало что давало. Как можно было легко и сразу найти родных «девочки Лотты[146] из Берлина» с именем матери «Труди»[147] и отца «Гери»[148]? Да еще в конце 1944 года, когда в водовороте бомбардировок и бесконечном потоке беженцев терялись целые семьи? Первые недели Лена каждые три дня размещала объявление о поиске родных девочки. Но все было безуспешно, ответа не приходило — только зря тратила часть своих скудных доходов, которые по-хорошему нужно было беречь после потери аптеки Гизбрехтами. Каждую ночь, когда Лотта засыпала рядом с ней в постели, ухватившись пальчиками за край рукава ее вязаной кофты, Лена думала о том, что где-то могут быть ее родные. А семья — это самое важное в жизни, самое нужное и самое целительное. Быть может, тогда Лотте станет легче пережить потерю матери рядом с близкими, быть может, когда-нибудь она заговорит снова или даже засмеется. Быть может, ее жизнь хотя бы немножко станет похожей на ту, прежнюю. Поэтому-то так и набирала упрямо текст объявления, стараясь не думать о его цене: «Девочка Лотта из Берлина, блондинка, глаза серые, на вид 5–6 лет, ищет своих родных по матери Труди и по отцу Гери, потерявшись во время налета на станцию Фрайталь, предместье Дрездена. Девочку можно найти по адресу: Егерштрассе, 12, Фрайталь. Спросить чету Гизбрехт или фройлян Хелену Хертц»

Иногда Лена слушала сопение девочки, лежащей рядом с ней, и закрывала глаза, чтобы представить совсем другую комнату и вообразить рядом с собой совсем другую девочку.