На осколках разбитых надежд (СИ)

Молодой лейтенант прошел по комнате и вежливо пожал всем руку, задержавшись с легким удивлением и любопытством в глазах возле Лены и второй машинистки конторы. Его старший товарищ обошелся легким снисходительным кивком, а потом чуть отошел в сторону, пропуская в комнату еще одного офицера, который судя по звуку ровных шагов, не особо торопился присоединиться к собравшимся. Войдя, он замер на пороге и обежал цепким взглядом темных глаз из-под околыша фуражки каждого, кто был в комнате, и от тяжести этого взгляда вдруг похолодел теплый июньский воздух в конторе.

Или это Лене всего лишь показалось в эти секунды, когда она изо всех сил боролась с собой, чтобы не выдать свои чувства никому из присутствующих здесь?

Ослепительная радость быстро сменилась шоком, от которого кровь отхлынула от лица, лишая красок, и пошла кругом голова. Пришлось ухватиться пальцами за краешек стола, за которым еще недавно печатала список шахт, подготовленный услужливым герром Хоссманом для новых специалистов.

— Товарищ капитан Соболев, — произнес торжественно Хоссман, уже не так восторженно, как минуту назад представлял коллег этого офицера. Видимо, этот взгляд пронял и его до самого нутра, как остальных.

Котя…

Пальцы побелели от напряжения, с которым Лене пришлось еще сильнее ухватиться за столешницу. Она не могла отвести взгляда от него, такого знакомого и незнакомого одновременно. А он лишь скользнул по ней мимолетным взором и отошел к окну, чтобы оттуда, закурив папиросу, наблюдать без каких-либо эмоций на лице представление немецких сотрудников администрации. И она все никак не могла заставить себя не смотреть на него, скользящего взглядом по лицам с каждым новым именем. Впитывая каждую деталь облика, который когда-то хорошо знала и который успела, видимо, забыть за эти годы.

Или это он так изменился за это время? Погасли темные глаза, прежде блестящие от неуемной энергии и энтузиазма. Лицо обострилось, словно кто-то решил сделать черты лица жестче и более волевыми. Перед ней уже был совсем не тот юноша, что когда-то приносил ей яблоки, игриво дразня Примой. Сейчас это был суровый мужчина, немало повидавший и переживший за годы, что они не виделись.

Котя… Милый-милый Котя…

Вот-вот назовут мое новое имя, и ты посмотришь на меня уже внимательнее, не так, как только вошел. Что ты подумаешь, когда узнаешь в этой немецкой машинистке свою Приму?

Котя…

Костя отвернулся к окну, выпуская папиросный дым во двор, и не видел машинисток, которых представляли последними. Словно ему были совершенно безразличны и они сами, и их имена. Он явно не собирался запоминать их, что и показывал всем своим видом сейчас, и Лена не знала, то ли ей радоваться тому, что он стоит к ней спиной, слушая ее имя, то ли огорчаться. Он также не посмотрел на нее уходя, когда, завершив представление сотрудников, герр Хоссман позвал офицеров в свой кабинет «обговорить начало совместной работы». У него уже был накрыт стол скудными закусками к паре бутылок водки, которыми он встречал советских офицеров, полагая расположить их тем самым к себе.

Лене вдруг захотелось побежать за офицерами, догнать Костю и развернуть его к себе лицом, вцепившись в его плечи.

Посмотри! Это же я! Я! Прима! Котя, это же я!..

Но она только медленно опустилась на стул, чувствуя, как вмиг стали слабыми ноги, перестав держать ее вес. Отпустила наконец-то столешницу, расслабляя пальцы, ставшие уже почти деревянными от напряжения.

Что ей делать сейчас? Что делать?

— Работать, Хертц! — словно прочитав ее мысли, произнес над ухом голос капитана Безгойрода, а на худенькое плечо легла его тяжелая ладонь. — Или ты спать сюда пришла?

И Лене пришлось заставить себя вернуться к работе, запорхать кончиками пальцев над клавишами машинки, как ее соседка по столу. Стрекот машинки успокаивал, выравнивал бешеный ритм сердца до привычных частот и спустя какое-то время вернул не только способность мерно дышать и ясно мыслить, но и решимость выйти из-за стола и пройти на второй этаж в кабинет Хоссмана. Правда, Лена еще не знала, что скажет или сделает, когда окажется перед Котей, да и по правде, почему-то стало казаться сейчас, что ей это только привиделось, и это был вовсе не Котя…

Она была до глубины души разочарована, когда узнала от секретарши Хоссмана, что офицеры уже давно уехали из Фрайталя в Дрезден, где разместились на постой в одном из уцелевших квартирных домов, и что будут только через день в конторе, ведь завтра было воскресенье, выходной.

Две ночи и один день отделяли ее от момента, когда она снова сможет увидеть Котю! Это было невыносимо!