На осколках разбитых надежд (СИ)

Рихард стал ее мужем на второе свидание в тюрьме, 25 августа 1945 года. Лена даже не успела испугаться, когда ее провели прямиком в кабинет начальника тюрьмы. Там ее уже ждали Рихард, начальник тюрьмы — сухощавый и высокий британский майор и какой-то немец в штатском, как выяснилось позже — нотариус. Она до сих пор хорошо помнила день своей свадьбы. Не было нарядного платья и даже нормальной обуви (у ее туфель за время пути в Ганновер оторвалась подошва, и ее пришлось замотать шерстяной нитью, чтобы не отвалилась совсем). Не было цветов. Не было радостных лиц. Ничего из того, о чем мечтала Лена раньше, когда до войны изредка представляла свою свадьбу.

— Ленхен, мое сокровище, — взял Рихард ее ладони в свои руки, едва она перешагнула порог кабинета. — У нас не так много времени, поэтому ты должна решить все сейчас… Ленхен, ты станешь моей женой?

В этот раз у нее не было даже мыслей против. Как не было мыслей о том, что будет дальше. Она была готова на многое, лишь бы быть с ним. И смогла только кивнуть, пытаясь сдержать слезы, которые навернулись на глаза.

Все оказалось возможным только благодаря начальнику тюрьмы, пошедшему навстречу своему узнику в необычной просьбе. Как рассказал позднее ночью Рихард, брат этого майора служил в ВВС и был сбит во время «Битвы за Британию». Его могли бы расстрелять в воздухе, пока он спускался с парашютом, но этого не случилось — звено Рихарда твердо соблюдало принципы своего командира. По словам майора, настало время вернуть долг, который был у его семьи перед пилотом фон Ренбек, сбившим его брата. Поэтому он не только был готов зарегистрировать брак и позволить им провести одну-единственную ночь вместе, но и допустил в тюрьму немецкого нотариуса. А тот в свою очередь составил все необходимые бумаги, по которым Лена получала права на имущество Рихарда.

Сама церемония регистрации брака оказалась сухой и короткой. «Согласен!». «Согласна!». «Распишитесь тут и тут». За окном шелестела изумрудная зелень августа, ярко светило солнце, а в кабинете царили тягостный полумрак и прохлада. Кольцом для Лены стал гладкий ободок из латуни, который где-то нашел немец-нотариус. Ободок потемнел со временем, но для Лены это кольцо стало почти частью ее руки. Конечно, она носила золотое кольцо, купленное Рихардом для венчания в церкви, которое он надел ей на палец на очередную годовщину свадьбы, осознав, что их брак так и останется гражданским. Но то первое латунное было «тем самым» кольцом, поэтому до сих пор не снималось с ее безымянного пальца.

Принимать снотворное Лене не хотелось. Тем более до рассвета оставалось всего несколько часов, а проснуться около полудня для нее означало потерю всего дня. Поэтому Лена просто заварила травяной чай, который они с мужем приучили себя пить после того, как Рихарду запретили кофе из-за инсульта в сорок три года. Впрочем, от алкоголя он так и не отказался, и иногда баловал себя бокалом вина, несмотря на запреты врачей. Полученные во время войны травмы и пребывание в британской тюрьме и лагерях не прошли бесследно. Его мучили периодические мигрени, от которых спасали только лекарства, темнота и тишина, а речь так и осталась неровной, особенно при эмоциональном всплеске. Но в целом, помимо раннего инсульта, после которого, к общему счастью, Рихард полностью восстановился, здоровье его в рамках возраста не подводило до сих пор. И Лена даже порой шутила, что из них двоих она — настоящая старушка. С возрастом ее настигли последствия некогда полученной травмы, и когда в последние пару лет она слишком долго напрягала ногу, та отвечала невыносимой болью, и приходилось использовать трость при ходьбе. Несмотря на это ограничение, преподавание Лена так и не оставила, хотя школа, которую она открыла в Женеве в La Petite Russie, как называли квартал близ площади Пленпале сами женевцы, уже успела разрастись до четырех классов. Ей никогда было не суждено выйти самой на сцену, но за годы преподавания Лена вырастила несколько артисток балета, чем очень гордилась. И даже ездила неоднократно в Париж на выступление одной из своих воспитанниц, началом пути которой стала небольшая женевская школа. Эти поездки всегда были особенными для них с Рихардом, и они старались выделить время на них в своих рабочих графиках отдельно от семейных отпусков. Их «petite lune de miel»…

Засиживаться с чашкой чая в кухне Лена не стала. В отличие от остальных комнат в замке, кухня сохранилась практически без изменений с тех лет, когда Лене приходилось проводить здесь столько времени как остработнице. Николай, влюбившись в замок с первого же взгляда, внес только необходимые изменения по сантехнике и оборудованию, а все остальное осталось тем же самым. Даже керамические плитки на стенах — недостающие создавались по рисункам во время ремонта, чтобы закрыть пустоты в кладке, образовавшиеся за время ветшания замка.