На острие

— Когда это было? В июле. Он говорил, что забрал ее с собой на прощальный уик-энд перед возвращением домой. А там якобы дал ей немного кокаина, вот ее сердце и не выдержало. Он говорил, что она приняла совсем немного порошка, но ведь с кокаином никогда не знаешь, чем все кончится. Временами он одерживает верх.

— Так она умерла из-за наркотика?

— Нет. Сукин сын опять врал. Но я дожал его. Дело было так. Он привез девушку на ферму и сказал, что ей надо вернуться домой. Она отказалась; потом, немного выпив, совсем разбушевалась: стала угрожать, что обратится в полицию. Она кричала; он испугался, что проснутся старики. Пытаясь утихомирить, будто бы слишком сильно ударил ее, и она умерла.

— И он снова лгал? — спросил я. — Ведь так?

— Да. Стоило везти ее за сотню миль только для того, чтобы попросить уехать! Господи, какой же он был лжец!

Его лицо исказила звериная гримаса.

— Знаешь, мне не пришлось рассказывать о правах, которыми он мог воспользоваться. У него просто не было права не отвечать, как не было права и на адвоката. — Его рука бессознательно коснулась темного пятна на переднике. — Он, конечно, заговорил...

— И?..

— Признался, что привез ее туда, намереваясь убить. Он утверждал, что она никогда не согласилась бы вернуться домой. Он-де пытался ее уговорить, но единственное, что она обещала, — так это держать язык за зубами. Вот почему он отвез ее на ферму, напоил и под открытым небом, на траве, занялся с ней любовью. В лунном свете он раздел ее и лег рядом. Позже, когда она отдыхала, вынул нож и показал ей. «Что это значит? — спросила она. — Что ты хочешь сделать?» Тут он ее и зарезал.

Моя чашка была пуста. Оставив Баллу, я прошел к стойке и попросил бармена снова налить кофе. Когда я шел по залу, мне померещилось, что опилки под ногами пропитаны кровью. Мне казалось, что я даже чувствовал ее запах. Но лужицы на полу были всего лишь пролитым пивом, а в нос бил запах мяса, проникавший с улицы.

Когда я вернулся к столу, Баллу разглядывал снимок Паулы.

— Она хорошенькая, — ровным голосом произнес он. — В жизни даже красивее, чем на фото. Она была очень живой девушкой.

— Пока он ее не убил.

— Да, до тех пор.

— Где он ее оставил? Я хотел бы забрать тело, чтобы доставить родителям.

— Это невозможно.

— Почему? Должен же существовать способ перевезти тело, не обращаясь в полицию. Не думаю, что ее родители станут возражать, когда им все объяснят. Особенно если я смогу им сказать, что справедливость восторжествовала.

Фраза прозвучала напыщенно, хотя выражала именно то, что мне хотелось сказать. Я посмотрел на него и повторил:

— Ведь справедливость все-таки восторжествовала, не так ли?

Он произнес:

— Справедливость? Разве она когда-нибудь торжествует?..

Баллу нахмурился, пытаясь отыскать собственную мысль в парах выпитого виски.

— Ответ на твой вопрос, — сказал наконец он, — будет утвердительным.

— Так я и понял. Но тело...

— Парень, ты не сможешь его забрать.

— Почему же? Неужели он не признался, где закопал его?

— Он вообще его не закапывал.

Лежавшая на столе ладонь сжалась в кулак, суставы пальцев побелели.

Я молча ждал.

Он произнес через некоторое время:

— Я рассказывал тебе о ферме. Мне нужен был лишь тихий сельский уголок, но те двое, что там поселились, — зовут их О'Мара, — любят хозяйствовать. Жена старика устроила огород и все лето доставляет мне помидоры и кукурузу. А цуккини... Она меня просто достала своими цуккини!..

Ладонью он разгладил скатерть.

— У него стадо — две дюжины голов. Гольштейнской породы. Он продает молоко, а выручку оставляет себе. Они хотели бы снабжать меня молоком, да зачем оно мне? А вот яйца у них действительно великолепные — лучше нигде не найдешь. Они держат кур на участке. Ты представляешь, что это такое? В поисках пропитания куры роются в земле, и это явно идет им на пользу: желток темный, почти оранжевый. Как-нибудь я тебе привезу яиц с фермы.

Я промолчал.

— Кроме того, он выкармливает свиней...

Я отпил кофе. Почему-то он отдавал вкусом бурбона, и я подумал, уж не добавил ли его Баллу мне в кружку, пока я отходил. Конечно, это бессмыслица, ведь кружку я брал с собой. Да и на столе стояла только бутылка ирландского виски. Это раньше я добавлял в кофе бурбон, а сегодня память сыграла со мной шутку: сначала заставила увидеть кровь на опилках, потом придала кофе вкус бурбона.

Он сказал:

— Каждый год какой-нибудь фермер, набравшийся до бесчувствия, валится за ограду своего свинарника или, упав, теряет сознание. Знаешь, что с ним происходит потом?

— Расскажи.

— Его съедают кабаны. Они на это способны. В сельской местности есть люди, которые всегда готовы забрать ваш павший скот, чтобы избавить вас от хлопот с ним. Видишь ли, в корме кабана должно быть определенное количество мяса. Без мяса он просто безумеет. А если получает его, то лучше растет.

— И Паула...

— Ох, Иисусе!.. — только и ответил он.