На острие

Меня потянуло выпить. Существуют сотни причин, побуждающих мужиков пить, но сейчас мне хотелось этого по самой простой из них: я не в силах был думать о том, что рассказал мне Баллу. Голос где-то внутри меня повторял, что без выпивки я просто не выдержу.

Этот голос лгал. Любую боль можно перенести. Она причинит страдания, будет жечь, как кислота — открытую рану. И все-таки выдержать ее можно. И пока ты способен заставить себя предпочесть облегчению страдание, ты сможешь продержаться.

— Думаю, ему именно этого и хотелось, — сказал Микки Баллу. — Зарезать ее собственным ножом, швырнуть в свинарник, а потом стоять, положив руки на ограду, и наблюдать, как ее терзают свиньи. Он не имел права так поступать! Она бы вернулась в родные места, и больше никто о ней не услышал бы. В конце концов он мог ее припугнуть, но убивать не имел никакого права. Поэтому я не могу не думать, что убил он ее исключительно ради собственного удовольствия.

— Не он первый.

— Да, — горячо подхватил Микки. — Иногда при этом действительно испытываешь наслаждение. Тебе приходилось?

— Нет.

— А мне — да, — сказал он, повернув к себе бутылку так, чтобы можно было видеть этикетку. Не поднимая глаз, продолжил: — Все-таки нельзя убивать без веской причины. Недопустимо и выдумывать какие-то объяснения, чтобы оправдать пролитие крови. Не следует врать тому, кому ты должен рассказать правду. А он убил ее на моей растреклятой ферме, скормил тело моим растреклятым кабанчикам, а потом солгал, заверив меня, что она печет пышки на кухне у маменьки в Манси.

— Это ты забрал его из бара вчера ночью?

— Да, это сделал я.

— И отвез в графство Ольстер? Кажется, так оно называется? На ферму?

— Оставался там всю ночь?

— Да. Дорога неблизкая. Надо было спешить, чтобы не пропустить утреннее богослужение.

— Обедню мясников?

— Обедню мясников, — подтвердил он.

— Наверное, поездка была нелегкой? — заметил я. — Гнать машину туда и обратно утомительно. К тому же ты, конечно, пил?

— Действительно. Верно и то, что дорога утомительна. Но, знаешь, шоссе в это время суток совершенно свободно.

— Тоже справедливо.

— Туда я ехал не один, — сказал он. — У меня был спутник.

— А по дороге назад?

— Я включил радио.

— И помогло?

— Да, — ответил он. — В «кадиллаках» устанавливают замечательные радиоприемники: колонки сзади и впереди, звук чист, словно добротное виски. Знаешь, в тот свинарник ее тело попало не первым.

— Но и не последним?..

Сжав губы, он кивнул. Глаза его не изменили выражения. Они напоминали мне зеленый кремень. Если, конечно, такой камень существует в природе.

— Нет, не последним, — признался он.

Глава 16

Выйдя из бара на мясном рынке, мы прошли по Тринадцатой до Гринвич-стрит, а потом по Четырнадцатой — до того места, где Баллу оставил машину. Он предложил подбросить меня до центра, но я отказался. Мне будет проще добраться туда на метро, чем ему справиться с пробками Нижнего Манхэттена. Мы недолго постояли. Потом он хлопнул меня по плечу и уселся за руль. Я двинулся в сторону Восьмой авеню, к станции метро.

Добравшись до Нижнего Манхэттена, я первым делом поискал телефон-автомат. Мне не хотелось звонить с улицы. В холле административного здания я наконец нашел то, что нужно. У кабины телефона-автомата в отличие от уличных даже была дверь, за которой я мог укрыться.

Сначала я позвонил Вилле. После того как мы обменялись приветствиями, я, оборвав ее буквально на полуслове, сказал:

— Паула Хольдтке мертва.

— Какой ужас! Но ты же предполагал это давно.

— К сожалению, моя догадка подтвердилась.

— Тебе известно, как это произошло?

— Знаю даже больше, чем хотелось бы. Не буду распространяться об этом по телефону. В любом случае теперь мне надо связаться с ее отцом.

— Не завидую тебе.

— Да, — сказал я. — У меня есть еще кое-какие дела, но потом я хотел бы встретиться с тобой. Пока не знаю, долго ли буду занят. Ты не против, если я зайду к тебе между пятью и шестью часами?

— Буду дома.

Повесив трубку, я присел на минуту. Стало душно, и я приоткрыл дверь. Чуть погодя, снова ее захлопнул. В кабинке вспыхнул свет. Я снял трубку, набрал 0 и 317, а затем номер в Манси. Когда раздался голос телефонистки, я назвал свою и его фамилии и подчеркнул, что хочу позвонить за счет господина Хольдтке.

Он поднял трубку, и я сказал:

— Говорит Скаддер. Я потратил безрезультатно массу времени, но неожиданно ситуация стала проясняться. Мне известно пока не все, но я подумал, что пора связаться с вами. Хорошего мало.

— Ясно.

— Должен сказать, господин Хольдтке, все оказалось хуже, чем я думал.

— Этого и я боялся, — вздохнул он. — Именно этого мы с женой и опасались.

— Возможно, уже сегодня вечером или, что более вероятно, завтра я буду знать больше. Тогда снова позвоню вам. Я понимаю, что вы и госпожа Хольдтке не отходите от телефона, надеясь на хорошие известия, поэтому хочу предупредить вас: их не будет.

— Ценю ваше внимание, — сказал он. — На работе я задержусь до шести, а потом буду ждать звонка дома.

— Я свяжусь с вами.

* * *