На острие меча

Капитан не стал задерживаться и покинул башню, чтобы занять свое место на палубе. За ним последовал и матрос. А по лестницам центральной и носовой башен уже поднимались воины из обслуги стоявших на них скорпионов. Молча, со знанием дела, они занялись подготовкой стрелометов к бою. Ни одного лишнего движения, каждое отработано до автоматизма; на застывших сосредоточенных лицах – привычное напряжение опытных бойцов.

Лукан обернулся к ровному и грозному строю основного флота, который под командой Галла шел в прежнем порядке, проверил, надежно ли закреплен шлем. Показалось, что недостаточно, и он затянул ремешки нащечников туже. Хотел разглядеть штандарт корабля наместника – тот должен был находиться посередине, – но тут жалобно заскрипели ступени лестницы, и на башню поднялся центурион – рослый мужчина, с ярко-рыжей щетиной на подбородке и щеках и тяжелым, как у медведя, взглядом.

– Трибун! Какие будут указания? – Темные, неопределенного цвета глаза буквально буравили Лукана, который рядом с центурионом выглядел подростком, ради бравады надевшим на себя доспехи. Впрочем, подобным образом выглядели и многие легионеры, находившиеся сейчас на корабле.

– Вот что, Кассий. Распорядись, чтобы еще раз смочили водой защитные кожи башен. И шкуры на фальшбортах. – Лукан назвал его по имени, и это великану определенно понравилось.

– Есть, командир! – Он отдал приказы, не сходя с башни, и неподвижно замер рядом.

На палубе септиремы разместилась вторая центурия второй когорты и такое же количество легкой пехоты. В усиление им были приданы десять лучников-сирийцев. Все группы солдат заняли строго отведенные им места. Но если римляне все-таки представляли собой единую массу, пусть и разделенную условной чертой, где легионер всегда выше по своему положению, чем ауксиларий, пусть даже и убеленный сединами ветеран, то сирийцы держались особняком. Они сбились в тесную кучку на носу судна и о чем-то болтали, время от времени вытягивая руки в сторону приближающегося боспорского флота.

– Лопочут по-своему и в ухо не дуют, эфиопы черномазые, – пробасил Кассий.

Лукан обернулся. Центурион смотрел на лучников и усмехался то ли с презрением, то ли с безобидной веселостью. Трудно было определись по его малоподвижному суровому лицу.

– Они не эфиопы, они сирийцы, – поправил его Лукан.

– Так ли, командир, что в гавани Феодосии могут свободно поместиться сто кораблей? – спросил он вдруг.

– Да, могут. Ты это к чему?

– Слышал, ребята говорили. Как-то не поверилось мне.

– Почему не поверилось? Думал, Таврика – нецивилизованная страна?

– Точно так. Думал. – Кассий пожал могучими плечами. – Так ведь никто же толком не знает, что здесь и как.

Лукана такое простодушное объяснение нисколько не удивило: не только легионеры, но и многие офицеры имели весьма смутное представление о тех землях, в которые посылал их защищать свои интересы Рим, и уж тем более – об уровне развития обитавших на этих землях народов. Он подавил уже готовую появиться на лице улыбку, пояснил сдержанно:

– Пантикапей, с которым мы сейчас воюем, всего на двести лет моложе Рима. Так что суди сам, достойные они нам соперники или нет.

Кассий уважительно качнул большой головой, которую защищал железный шлем с продольным гребнем – отличительный знак центуриона. Сощурил глаза.

– Что ж, побить достойного противника – всегда почетно. Это не разогнать толпу полуодетых дикарей, тут другая слава. – Его взгляд многозначительно переместился на корабли врага. – Одолеем?

– Должны одолеть, – ответил Лукан как можно тверже. – Я верю в нашего легата.

На широком лице Кассия появилась выражение удовлетворения. Он выпятил вперед мощную, как скала, грудь.

– Мы все в него верим. И с готовностью пойдем за ним, куда бы он ни повел.

– Что ж, я рад, что мы понимаем друг друга. Ну а сейчас расставь своих людей по позициям, а командира ауксилариев направь ко мне.

– Будет исполнено!

Центурион удалился, и Лукан вновь сосредоточился на вражеском флоте, расстояние до которого сокращалось с каждым ударом весла.

* * *

– Он безумец! – вскричал Гесион, наваливаясь грудью на бортик башни и всматриваясь в отделившуюся от общего строя небольшую линию римских судов.

– Я так не думаю, – спокойно возразил Митридат. – Галл не глупец, чтобы жертвовать лучшими кораблями в самом начале битвы.

Он стоял, сцепив за спиной руки и широко расставив ноги, невозмутимый и в то же время грозный, как и весь его флот. Ни тени сомнения, ни даже блика беспокойства на его застывшем лице; лишь легкий ветерок тревожит волосы непокрытой головы. Сегодня он должен победить. Для этого есть все шансы. По размерам обе эскадры практически равны. Но у него больше пентер, или, как называют их латиняне, квинквирем, – мощных и довольно быстроходных кораблей с большой командой и артиллерией. Да, сегодня…

– И все же, повелитель, – прервал его мысли наварх, – что он задумал?

Митридат переместил взгляд на левое крыло своего флота, ухмыльнулся.

– Срезать наш фланг.

– Пятью кораблями?!