На острие меча

– Похоже на то. Но ты посмотри, Гесион, что это за корабли! Это настоящие крепости! У нас, к сожалению, таких нет.

– Но все равно, повелитель, их только пять!

– Да, пока что пять. – В голосе царя вдруг проступили нотки озабоченности, он сдвинул брови, вытянул руку в сторону открытого моря. – Посмотри туда!

Обходя правое крыло римлян, вперед выдвинулась цепочка кораблей. Судя по размерам – бирем. Они шли на полном ходу, словно спешили пройти мимо обеих эскадр.

– Хотят избежать боя? – без особой уверенности предположил Гесион.

– Напротив. – Митридат непроизвольно положил руку на позолоченную рукоять меча. – Они будут атаковать.

Биремы будто услышали этот сильный, властный голос и, повинуясь его зову, стали разворачиваться в сторону боспорцев. Теперь они двигались под острым углом, явно нацеливаясь в выступающий вперед фланг противника. И все же…

– И все же их недостаточно много, – произнес царь, но брови его так и остались сдвинутыми.

Глава 16

Теперь их строй напоминал клин. В центре – септирема Аттиана. Корабль Лукана, отставая от нее на полтора корпуса, замыкал левое крыло. Гай уже мог различить выстроившихся вдоль бортов, прикрывшихся круглыми щитами воинов противника, отчетливо слышал визгливые звуки флейт и надрывный рев боевых труб.

К голове прилила кровь, в висках застучали молоточки; чаще, настойчивее стало биться сердце.

– Ты все понял? Без моей команды ни шагу, – повторил он начальнику ауксилариев, сухощавому, жилистому воину с изрезанным глубокими морщинами лицом.

– Так точно, трибун, – кивнул тот и улыбнулся, обнажив редкие, но все еще крепкие зубы. – Мои парни рвутся в бой, и они не намерены отдавать всю славу легионерам.

– Работы всем хватит, – заверил его Лукан, тем самым давая понять, что им пора присоединиться к своим подчиненным.

Спустившись на палубу, он первым делом расставил сирийских лучников: троих отправил на капитанскую башню, которую только что покинул, одного оставил при себе, остальные рассредоточились вдоль обоих бортов. Небольшую группу из легких пехотинцев послал на нос. И только после этого обратился к команде – матросам, притихшим по взмаху руки своего капитана, и солдатам, выстроившимся в полном вооружении у фальшбортов.

– Солдаты Рима, сегодня мы не должны умереть. Сегодня мы должны победить! – Одобрительный гул прокатился по рядам замерших и взиравших на него мужчин, и Лукан, еще более возвысив голос, закончил: – Ну а те, кто все же покинут нас, уйдут в царство теней со славой!

Новый, уже более сильный, взрыв голосов, и Кассий, стоявший тут же, сделал шаг вперед и вскинул над головой руку с обнаженным мечом.

– Слава и Рим! Слава и Рим!

Его громоподобный клич был подхвачен единой, не менее мощной, волной голосов, а капитан, придвинувшись к Лукану, негромко сказал:

– Коротко, но внушительно. У тебя, трибун, бесспорно, есть талант оратора.

– Не люблю долгих речей, – бросил ему Лукан и повернулся к центуриону. – Кассий, ты знаешь, что делать.

Серьезное лицо великана засияло, словно предстоящая схватка искренне радовала его.

– Да, командир.

Тяжелым, но быстрым шагом он направился к своим легионерам, по пути давая им указания и придирчиво осматривая амуницию каждого. Наблюдая, с какой отцовской заботой, пусть иногда и грубой, он относится к вверенным ему подчиненным, Лукан облегченно перевел дух – с центурионом ему определенно повезло, этот точно не подведет.

Между тем легионеры уже строились у бортов лицом к морю, с грохотом смыкали щиты, образуя из них сплошную стену. За ними, с дротиками наготове, рассредоточились ауксиларии. Замерла в ожидании команды обслуга скорпионов и баллист. Сирийцы, зловеще щуря глаза, накладывали первые стрелы на тетивы луков.

Волна движения прошла, и в наступившей тишине стали особо отчетливо слышны всплески воды от ударявших по ней лопастей весел и размеренный бой барабанов, рвущийся из-под палубы. А еще частые и, казалось, перекрывающие все остальные звуки удары сердца.

Лукан глубоко вдохнул, стараясь унять эту внутреннюю дробь и заставляя себя сосредоточиться на том, что предстояло сделать: не дрогнуть, выжить, победить. Ни один человек на судне не должен заметить его волнения и усомниться в его твердости.

Корабли боспорцев приблизились уже настолько, что с их палуб в сторону римлян полетели снаряды. Один ушел под воду у самого носа септиремы. И когда с флагмана Аттиана выстрелили баллисты, Гай дал отмашку.