На острие меча

Раздражение внутри Митридата росло, как сорвавшийся с вершины Олимпа снежный ком. Результат завязавшегося на левом франге сражения был уже очевиден. И этого не мог принять его разум! Всего пять римских кораблей расстроили левый фланг, внесли сумятицу и задержали движение! Правда, это были самые настоящие крепости. Но их было всего пять! О, если бы не подлые херсонеситы, как хищные птицы, ударившие с другой стороны и поддержавшие тем самым атаку латинян! Тогда, возможно, все могло быть иначе. Однако все вышло именно так, как видели сейчас его глаза: строй пентер смешался, многие были выведены из строя – горели, как масляные светильники, или погружались, искалеченные, в море. Римляне же потеряли всего одну септирему и, как ему показалось, затопили ее сами, чтобы она не досталась врагу. О том, что происходило в том месте, где напали греки, можно было только догадываться. Митридат живо представил, как их легкие биремы жалят, точно осы, его более тяжелые корабли, забрасывают их зажигательными снарядами и быстро отходят на безопасное расстояние. Атакуют вновь, и так без конца, пока не подойдет основной римский флот или боспорцы не побегут.

– Мой царь! – Гесион вытянутой рукой указывал на правый фланг. – Наши суда вступили в бой.

– Вижу, – отозвался Митридат, хмуря брови в охватившем его внезапно новом недобром предчувствии.

Однако опасения его, как выяснилось, оказались напрасны: корабли Боспора не утратили своего четкого строя и даже стали ломать римский – так, во всяком случае, ему показалось. Движение на правом крыле как бы приостановилось, суда смешались, неистово обстреливая друг друга, а в некоторых местах идя на таран. Появились первые струйки дыма. Митридат задержал дыхание: сейчас в той части фронта мог произойти перелом всего сражения, с охватом флота противника и отсечением его от береговой линии, но для этого… для этого необходимо выстоять центру. Он устремил взгляд вперед.

Пентеры римлян находились на расстоянии не более двух полетов стрелы, и дистанция эта быстро сокращалась. Ровный строй кораблей, толкаемых вперед длинными рядами весел, шел, казалось, прямо в пасть своему врагу. Митридат напрягся, всматриваясь в центральное судно с атрибутами главнокомандующего – трепещущими на верхушках мачт и флагштоке кормы алыми знаменами. Надеялся ли он увидеть наконец того, кого послал самонадеянный Рим, чтобы покончить с ним? Скорее всего, да. Но было что-то еще, то, что сжигало изнутри его душу – неистребимое желание схватиться с этим человеком лично. Как будто с его смертью пал бы к его ногам и сам Рим.

Он опустил руку на плечо Гесиона.

– Мы будем атаковать корабль Галла. И я, скорее, умру, чем отступлю.

Видя, какой решимостью горят глаза его царя, наварх ощутил, что и сам зажигается этим огнем. Он встретился с Митридатом взглядом.

– Так и будет, мой повелитель. А сейчас нам лучше спуститься на палубу.

Их место заняли лучники, в легких кожаных доспехах и островерхих шлемах, с полными колчанами стрел. Другие расположились вдоль фальшбортов и на носу, где уже сгрудились, закрывшись щитами, тяжеловооруженные воины. На корабль словно опустилось покрывало безмолвия, и только размеренные удары весел прорывались сквозь его плотную ткань… Ударом меча, разрезавшим эту внезапную тишину, прозвучал сигнал к атаке. Его повторили трубы на других кораблях.

– Курс не менять. Прибавить ход, – отдал приказ помощнику Гесион и обратился уже к Митридату: – Мы готовы. Да помогут нам боги.

Тот не ответил. Его сосредоточенный взгляд был нацелен на несущегося им навстречу врага. Высокие, фигурно загнутые назад форштевни римских судов стремительно вырастали в размерах, стали отчетливо видны малые тараны под ними, в виде бараньих или крокодильих голов. У корабля Галла была крокодилья, с разинутой зубастой пастью.

«Что ж, посмотрим, насколько остры твои клыки», – усмехнулся Митридат пришедшей в голову мысли и кивнул Гесиону.

Дрожащий от зноя воздух прошили ядра баллист – жуткий шелестящий рой черных точек. Они были еще в полете, когда навстречу им из римского строя вырвались либурны и ровной линией понеслись на боспорский флот. Они проскальзывали между ударными судами латинян, подобно выскочившей из леса голодной стае хищников, и не успели боспорцы сообразить, чем это им грозит, как первые легкие двухрядки уже влетели в их ряды. Тяжелые пентеры Митридата оказались отсеченными друг от друга, на их палубы обрушился дождь из дротиков и стрел, появились первые жертвы. А либурны меж тем продолжали вгрызаться в глубь флота, кроша боспорцам весла, вынуждая их терять ход и сбивая корабли с курса…

К тому моменту, когда римские квинквиремы столкнулись с первой линией противника, порядок построения последнего был непоправимо нарушен.

* * *