На острие меча

– Да, я испытал нечто подобное, – сказал он, – когда мы бросились за отступающими кораблями боспорцев и гнались за ними до самой Феодосии.

– И правильно сделали, что дальше преследовать не стали. Город и его гавань в наших руках. Поставленная цель достигнута.

– А растягивать флот было бы небезопасно.

– Вот именно, – усмехнулся Аквила. – Именно, что небезопасно.

Они миновали гимнасий и вышли к перекрестку улиц, где стояла мраморная колонна с трехликой головой Гекаты. Площадь с ее праздничным шумом и заревом осталась внизу. Пятачок перекрестка освещался лишь скудным светом неполной луны и огнем их факела. Неожиданно от колонны отделились две тени и бесшумно скользнули к ним. Скопас, оцепенев от суеверного ужаса, застыл на месте.

– Псы Гекаты! – охрипшим голосом произнес он, и факел в его руке задрожал.

Меж тем тени обрели вполне узнаваемые очертания человека и стали больше напоминать призраков ночи, чем четвероногих спутников богини. Они замерли в дюжине шагов от путников. Дрожащее пламя высветило свирепые лица, вспыхнуло и отразилось от железа обнаженных клинков.

– Привидения не разгуливают по городу с мечами, – шепнул Аквила Лукану.

– Охрани нас, Дева-Заступница! – Скопас сделал осторожный шаг назад.

Из примыкающих к перекрестку улиц, слева и справа, появились еще по два темных силуэта. Эти останавливаться не стали. Стремительно, как падающие на добычу хищные птицы, ринулись сразу с двух сторон, не давая путникам времени опомниться. Однако не учли они двух вещей: военной выучки и стальных нервов тех, кого атаковали.

– Трибун, не упускай из виду фронт, – бросил Аквила, выдергивая из ножен длинный кавалерийский меч.

Мгновением позже пальцы Лукана уже крепко сжимали рукоять гладия.

Первый из нападавших сделал выпад, метя в грудь Аквилы. Тот, словно танцор, легко и грациозно развернулся, пропуская руку с мечом в пяди от своего тела, и резко рубанул по ней. Отрубленная кисть с зажатым в ней клинком упала к ногам Скопаса. Грек взвыл, выронил факел и, рухнув на четвереньки, пополз в темноту. Другой атакующий уже занес руку для удара, но, ошеломленный увиденным, чуть замешкался. Это стоило ему жизни. Клинок вифинийца описал короткую дугу и наполовину вошел в его горло. Лукан успел увидеть вывалившийся язык и выпученные в удивлении глаза – на него самого налетели сразу двое.

Первый удар, рубящий сверху, он отбил легко. Но второй, пробивающий снизу, хоть трибун и успел отступить, распорол его тунику. Лукан ткнул противника набалдашником гладия в челюсть. Послышался хруст сломанной кости, и мужчина, выронив оружие и схватившись за лицо, согнулся пополам. Лукан пнул его ногой, и тот отлетел на своего товарища, помешав тому вступить в бой. Образовавшаяся свалка дала юноше время, и он, бросив беглый взгляд в сторону – Аквила стоял один против двоих – шагнул вперед. Меч уцелевшего разбойника запутался в полах плаща, что свело его шансы выжить к нулю. Лукана даже не удивило то, с каким удовольствием он погружает свой гладий в незащищенный живот. Он потянул меч обратно, и лезвие, хлюпнув, мягко вышло из пронзенной плоти. Обмякшее тело упало на камни к его ногам, в шаге от своего товарища, все еще стоявшего на коленях и продолжавшего скулить. Лукан добил его, разрубив шею до позвонков, и бросился на помощь командиру.

Аквила с хладнокровием профессионала отбивал сыпавшиеся на него с двух сторон удары. Эти двое явно превосходили в опыте своих подельников. Продолжавший гореть на земле факел подсвечивал место схватки: люди двигались, как черные тени Аида, молча, стремительно, замирая на короткие мгновения и опять оживая; отяжелевший воздух, словно губка, впитал в себя все звуки ночи, оставив только шорох ног по гладким камням мостовой и леденящий кровь звон металла. Быстро оценив ситуацию, Лукан зашел с затененной стороны. Его появление за спиной одного из нападавших стало полной неожиданностью. Тот не успел даже понять, что произошло. Острие клинка, как жало змеи, выскочило из его груди и исчезло, и мужчина рухнул, как подкошенный. Лукан занял его место, теперь уже рядом с командиром. Оставшийся в живых зарычал, точно дикий зверь, и отступил. В его глазах полыхала такая ненависть, какая сделала бы честь достойному врагу на поле брани.

– Ты вовремя, трибун. – Аквила едва заметно тряхнул головой, более ничем не выдав своего напряжения.

– Может, отпустите? – скалясь в уродливой гримасе, прорычал незнакомец.

Вифиниец шагнул к нему.

– Это вряд ли.

– Я так и думал.

Плащ с капюшоном полетел на землю, обнажая широкие плечи и мощную грудь неимоверно сильного человека. На бритом черепе играли пятна света и тени; в толстых, как корабельные весла, руках покоились два коротких меча.

– Ты мог бы направить свои таланты на куда более благородные дела, – не без уважения заметил Аквила.

– Как-нибудь в другой раз, – огрызнулся громила и, пригнувшись, занял боевую стойку.