На острове

«Вот это. Седьмой этаж, номер два. Извините, не могу подняться с вами. Здесь нельзя парковаться, видите? – она указала на дорожный знак. – Я немного покатаюсь вокруг квартала. Если не выйдете… ну, через четверть часа, тогда я пойму, что все в порядке, окей?»

«Да. Спасибо».

Он вошел в дверь сплошь из стекла. Пол и стены были облицованы зеленой плиткой в серую и черную крапинку. Самуэль стал медленно подниматься по ступенькам. Поднявшись на седьмой этаж, он почувствовал страх. Но громко постучался и стал ждать. Открылась соседняя дверь, и вышла женщина в халате, с младенцем на боку и бутылкой пива; к ногам ее жались еще два ребенка.

«Кого ищете?»

«Мэри-Марту».

Женщина отпила пива.

«Она в третьей».

Женщина стояла и смотрела, как он прошел к следующей двери и постучал. Вскоре ее открыла толстушка средних лет. На ней была белая блузка, криво сидевшая на пышных формах, серые брюки и черные лодочки. На голове – дешевый светлый парик, длинный, с челкой. Толстушка окинула его хмурым взглядом и сказала:

«Я все думала, когда ты явишься сюда. Слышала, новое правительство дает свободу заключенным».

«Да».

«Надо думать, ты хочешь войти, – сказала она, шагнув в сторону. – И чтобы тебя покормили. Кухня там. Можешь хлеба пожевать. Ужин я еще не начинала. Дети сегодня поздно придут».

«Спасибо», – сказал Самуэль.

Кухня была тесной. Двум людям здесь едва хватало места.

«Ну, бери хлеб, – сказала Мэри-Марта. – Тут прислуги нет».

На стойке лежала в пакете нарезанная буханка, но ни масла, ни джема не было. Самуэль взял ломоть и стал жевать всухомятку.

Мэри-Марта достала из выреза блузки мятую пачку сигарет и желтую неоновую зажигалку. Закурив, она проговорила краем рта:

«Ты же слышал, что Леси умер».

Самуэль перестал жевать.

«Нет».

«Ну, я пыталась передать тебе. Я не виновата».

«Как?»

«Сказала кое-кому, кто сказал, что знает одного…»

«Нет, как он умер? Я об этом. Мы слышали выстрелы и взрывы последние месяцы. Это был взрыв?»

«Ой, что ты. Это гораздо раньше случилось. Уж лет шестнадцать прошло. Ему бы сейчас было двадцать четыре?»

«Двадцать пять».

«Значит, лет шестнадцать-семнадцать».

«Так как он умер?»

«Господи, Самуэль, что ты заладил? Я не знаю. Просто умер. Лихорадка у него была».

«И вы не пошли в больницу, к врачу?»

«На какие деньги? Тебя не было. Мама с папой постарели. Я была с животом и практически одна».

Они постояли молча, и Мэри-Марта указала на хлеб:

«Ты наелся?»

Он кивнул, держа в руке надкушенный ломоть.

«Тогда закрой, блин, пакет. Заветрится».

Он закрыл пакет и надел пластиковый зажим.

«И давай ищи работу, – сказала Мэри-Марта. – Хоть бы попрошайкой. Дело, конечно, твое, но не жди, что будешь жить на всем готовом, как в тюрьме. У меня двое детей, не забывай, – еще третьего не хватало».

Самуэль прожил у сестры три месяца. Ключа ему делать не стали, и нередко он ждал на улице до вечера, пока вернется Мэри-Марта, потому что дети ему не открывали – якобы не слышали, как он стучал, из-за музыки или телевизора. Кроме того, они не пускали его в ванную, вынуждая ходить в вонючие уборные в парке, где не было туалетной бумаги и не закрывались двери.

«Что он тут делает? – говорил племянник. – Он воняет. И жрет все подряд. А еще из-за него ты мне новые туфли не купила, как обещала».

«Я молчала столько времени, потому что он нам вроде как родня, – говорила племянница, – но он подглядывает за мной через скважину в душе и в спальне. И себя трогает. Мне с ним опасно оставаться. Он меня изнасилует».

Брат ее поддержал:

«Я тоже это видел. В тюрьме он делал всякие мерзости и здесь хочет так же. Он опасен».

Вскоре Мэри-Марта принесла газетную вырезку с вакансией смотрителя маяка.

«Я помогу тебе устроиться, – сказала она, – но чтобы потом я о тебе больше не слышала».

ТОЙ НОЧЬЮ САМУЭЛЮ НЕ СПАЛОСЬ. Хлеб, который он испек, не поднялся как положено и теперь лежал комом у него в животе. Он услышал, как в гостиной человек встал с дивана, прошел в прихожую, открыл дверь и вышел. А дверь не закрыл. В дом задувало. Звенели окна, шелестели занавески и картинки на стенах.

Самуэля взяла злоба. Что этому типу приспичило среди ночи? Всего час назад они пересеклись у нужника, чуть лбами не столкнулись. Сперва Самуэль сходил проверить свет в маяке: механизм по-прежнему барахлил, но исправить его с ходу у него не получилось, и он решил, что подождет до завтра. Выйдя из башни, он пошел к нужнику, думая, что человек в коттедже. Но человек неожиданно вышел из нужника, глядя себе под ноги, и задел Самуэля плечом. Последовал нелепый танец – каждый делал шаг то в одну, то в другую сторону, мешая другому пройти.

Наконец хлопнула входная дверь и послышались шаги – человек вернулся. В кухне зажегся свет, просочившись в спальню и выхватив из темноты край комода. Зажурчала вода; кружка стукнула о стойку; звякнули столовые приборы. Самуэль кашлянул. Шум стих. Свет погас, и снова звякнули приборы. И все стихло.

Самуэль закрыл глаза и расслабился, но тут же замер, заметив на пороге высокую тень. Человек вошел к нему.

– Что такое? Чего тебе? Я сплю.