«Нас никто не вынуждал, – сказала Кеда. – Мы сами захотели. Мы в городе уже восемь месяцев и поначалу спали на улицах. Приходилось жуткими вещами заниматься, чтобы выжить. Но потом нас нашла Народная партия, помогла нам. Теперь мы вступили в нее и тоже им помогаем».
«Ты не был на собрании партии?» – спросил Жума, с залысинами.
«Я о ней даже не слышал. Я думал, все оппозиционные партии запрещены».
«Запрещай не запрещай – это мало что меняет».
«Это верно».
«Но ты не готов сражаться против тирании? – спросил Большой Ро. – Ты за Диктатора?»
«Нет, я этого не говорил. Я знаю, что есть оппозиция. Мой отец был в числе тех, кто сражался за независимость».
«Это прекрасно, – сказал Жума. – А ты? Ты сам сражался?»
«Нет, я был слишком молод».
Мирия хлопнула ладонью по столу:
«Прошло всего несколько лет. Ты был подростком. Мог бы сражаться не хуже других, если бы верил. А если трус, так прямо и скажи».
«Мирия», – сказал Большой Ро.
«Мне некогда возиться с трусами», – сказала она.
Из шалмана Самуэль вышел с ними; он хорошо запомнил ту прогулку. Был поздний вечер, улицы запружены машинами и людьми, лоточники сворачивались перед комендантским часом. На тротуар вышел из дома солдат, продолжая смотреть внутрь, словно отчитываясь перед кем-то. Самуэль тоже отвлекся, и они столкнулись.
«Смотри, куда идешь, пацан, – сказал солдат и добавил: – Извиниться не хочешь? Прощения попросить?»
«Извините, сэр», – сказал Самуэль.
«Так-то, пацан».
Солдат пошел по улице, смахивая с рубашки невидимую пыль обеими руками, словно Самуэль испачкал его.
Остальные пошли дальше, но Мирия подождала Самуэля. Он почувствовал, как кровь прилила к лицу, и не сразу подобрал бранное слово в адрес обидчика. Он уже хотел взять Мирию за руку, но она сказала:
«О да, Пиджак, теперь я вижу. Ты, в натуре, крутой. Ты сражаешься за то, во что веришь».
Он убрал руку, попятился и свернул в подворотню, не сказав ни слова на прощание.
Он не поранился от столкновения с солдатом, не заработал даже синяка, однако стал прикидываться пострадавшим. Он сделал перевязь из тряпки и нацепил на руку. Когда его спрашивали, что случилось, он говорил, что упал или попал под мототакси. Он снова стал мерить улицы как одержимый, но шалман обходил стороной. Он искал того солдата. Он помнил его лицо: усы, мелкие зубы и россыпь черных родинок под глазами, так что на первый взгляд он казался больным. Самуэль представлял, как найдет его. Представлял, как пойдет ему навстречу, занимая весь тротуар и не уступая места, чтобы солдату пришлось посторониться, сойти на проезжую часть. А еще представлял, как бежит к нему и сшибает с ног.
Несколько раз Самуэль замечал его на улице и устремлялся к нему, готовый к решительным действиям. Но каждый раз перед самым столкновением менял траекторию и ретировался. Ему ужасно хотелось схватить солдата за голову и впечатать ее в асфальт, только он понимал, что никогда не сделает этого.
После нескольких таких неудач Самуэль снял с руки перевязь. Он перестал выслеживать солдата и вернулся в шалман. Мирия встретила его с усмешкой:
«Вернулся, Пиджак. Мы слышали, ты пострадал. Давай садись. Не покажешь нам свои страшные шрамы?»
Однажды вечером, через несколько месяцев, зарядил сильный дождь – был сезон дождей. Самуэль шел по улице, направляясь в шалман. Зонта у него не было, и он метнулся, пригнув голову, в ближайший магазин. Кто-то вышел из магазина и придержал для него дверь, и Самуэль сказал: «Спасибо». Оглянувшись, он узнал солдата. Но тот уже бежал через улицу, укрываясь газетой.
Стоя в гостиной, Самуэль смотрел на человека, спавшего на диване. Он снова навел палец на него и выстрелил, вспомнив свое тайное желание унижать других, бить наотмашь, внушать страх.
САМУЭЛЬ ПОСПЕШНО ВЫШЕЛ ИЗ КОТТЕДЖА, снова почувствовав слабость. Дойдя до наклонного дерева рядом с башней, он приложил к нему руку и перевел дыхание. Он оттянул ворот джемпера и снова вспомнил палец, прочертивший по горлу, только на этот раз он его перерезал и голова запрокинулась, открыв черный зев. Самуэль сплюнул, дошел, держась за стену, до каменных ступеней и присел, подняв голову. Бриз овевал ему лицо; волны лизали берег; чайки кружили в небе, жалобно пища. Самуэль встрепенулся и ошалело прислушался – ему померещился детский плач. Он подумал: вдруг это Леси явился на остров? Что, если мертвый сын вернулся к нему?
Он переспал с Мирией всего несколько раз, и каждый раз впопыхах, в темноте. Это был их секрет.
«Смотри не вздумай кому сказать, – говорила она. – Даже, блядь, не думай».
Но именно к нему она пришла, когда забеременела, и сказала, что от него, хотя она никогда не скрывала, что встречалась и с другими мужчинами. Но он не стал говорить ей об этом. В тот момент она казалась такой беззащитной.
«Ни о чем не волнуйся, – сказал он. – Все будет в порядке».
Он обнял ее, почувствовал, как она прильнула к нему, положив голову ему на плечо. Он нагнулся и поцеловал ее в лоб.
«Я о тебе позабочусь. Буду хорошим мужем. Мы станем семьей; остальное сейчас не важно».
Это ее взбесило, и она отстранилась от него.