На острове Буяне

- ...Бездар-р-рность! - возмущался он, приостанавливаясь на ступеньках то и дело. - Дремучая женщина - этот ваш ответсек: жуть во мраке. Как только приехал, говорю девицам в редакции с самой обольстительной улыбкой. С неотразимой, между прочим: "Кто из вас готов накормить меня по высшему разряду?" А ответсек эта, эта Махно пресловутая, шапкой замахала как ненормальная: "Ха-ха-ха! Тут у нас птицы без... голоса! Женщины без сердца!" Нашла, чем гордиться.

- А цветы? - деловито подсказала Бронислава. - Ещё - цветы без запаха.

- ...И потом, разве я у них сердце просил? Хоть у одной?! - жаловался он Брониславе, не слыша её и держась за перила. - Я даже своё предложить не успел! Если мне не изменяет память, речь шла исключительно о вкусной и здоровой пище, не более того. Ты же меня знаешь... Нет, так отстать от жизни! Представь себе: они тираж до сих пор хлопают на двух плоскопечатных машинах!.. Ты представляешь? Представляешь?

Бронислава охотно кивнула ему два раза подряд.

- Каменный век! Сидит, понимаешь, всякое убожество, - не унимался он. - Кретины пресловутые. Их просвещать и просвещать ещё - тысячелетиями!.. А если меня сюда по направлению прислали?! Для борьбы с поголовным невежеством? Что тогда?

Он поскользнулся, но удержался на ногах:

- Пр-р-роклятье... А если бы меня сам Коновалов из края к вам направил?!! На укрепление? В связи с новыми веяниями? Под государственным секретом?

- А что же ты ей сразу не сказал? - поразилась Бронислава. - Что под секретом ты?

- Им я докладывать - не обязан! - заносчиво вздёрнул подбородок Кеша. - Обойдутся. Разве она - редактор? Она не мой уровень.

На улице вьюжило. Разгулявшийся низовой ветер усиливался всё больше. Он уже обдавал лицо сухим колючим снегом, взлетая над дорогой, и припадал опять к млечному и сплошному течению быстрой позёмки. Бронислава с тревогой подумала, как бы нос её на ледяном ветру не начал синеть. Кеша взял её под руку.

- Бездар-р-рность! - громко ругался он. - Нет, какие у них причины для такого самомнения? Ты мне можешь объяснить? Можешь?

- Кеш, - ласково сказала Бронислава, решив сегодня же выбросить крем "Снежинку", хотя там оставалась ещё половина. - Кеш! Ты погоди, погоди. Может, тебе в Сельхозуправление сходить? К Ильшину? А?.. Глядишь, там скорей устроишься. И зачем тебе в этой редакции работать? Ну на кой ляд она тебе сдалась? Я у них пять минут только посидела, мне прям дышать плохо с сердцем стало: и бумага у них преет, и машины - плоские. Плоские, как эта - бегает там одна... И чего только я там не наслушалась!

- Чего наслушалась? Про меня? - сразу насторожился Кеша.

- Ну... Разное.

- Говори! - приказал он.

Бронислава, досадуя на себя, стала объяснять нехотя:

- Да работают - все в дыму, как при заморозках. И сами бледные, вроде уж морозом убитые. Одно слово: табашники. С виду только культурные, а на самом деле... Молотят, чего попало, даже не поймёшь. Ой, голова кругом до сих пор идёт, от разговора ихого дымного... Тьфу. Ничего хорошего в этой редакции нету: я сразу поняла. Кеш, ну зачем ты туда, к ним, стремишься?

"Не выкину, - вдруг попутно решила она про "Снежинку". - На пятки лучше измажу. Небось не посинеют".

- Ну, разве можно на человека так орать, Кеш, как в этой редакции орут? - рассудительно продолжала Бронислава. - ...А как она тебя за галстук волокла? Батюшки-светы! У тебя же глаза, Кеш, прям все наружу вылезли. И я за тебя так испугалась! Думаю: "Всё: удушила, зараза. Ты погляди: чужого, моего молодожёна личного, схватила и галстуком насмерть в минуту удушила! Халда зевластая". А ещё образованная считается.

Она глянула на Кешу, чтобы проверить: говорить ей дальше или уже хватит. Он, отворачиваясь от ветра, шевелил бровями одобрительно и гневно. Тогда Бронислава охотно кивнула сама себе:

- ...Ну, вот! Только, думаю, из загса пришла, в редакции на минутку, замужняя, присела - и что? - всплеснула она руками. - Тут же вскакивать, к Нюроньке Зайцевой этими же ногами, что ль, назад бежать? Свидетельство о смерти тебе оформлять? Тем же числом?...

Кеша поперхнулся. Она крепко стукнула его кулаком между лопаток. И попугала ещё:

- А если бы удушила? Вот смехуто было бы! Ведь стыда, Кеш, потом не оберёшься. Стали бы мне в глаза всю жизнь тыкать: "Вон! Это она - которая на полчаса замуж выходила!" А про тебя знаешь, чего скажут? Скажут: "Пожалели его! Удушили сразу, чтоб с Бронькой не мучился". Народ, он ведь у нас такой: ох, насмешник - весь народ у нас!..

- Не задушила бы. Я поэтому удавки не ношу, - поразмыслив, сказал он. - У меня галстук на резинке. Мне его Хрумкин подарил. Со своей шеи. На мою.

- Не-е-ет, Кеш: галстук, конечно, галстуком, а лучше в Сельхозуправлении тебе работать. Чем в редакции... В Сельхозуправлении люди все - серьёзные. Солидные. В возрасте. Там ведь свиристелок-то всяких близко не держут! Плоскодонок-то разных. С бедными-то грудями.

Кеша остолбенел и шумно задышал. Глаза его запылали от гнева.

- Ты что, Кеш? - растерялась Бронислава.