На острове Буяне

Но автобус снова шёл в гору, мужики были заняты своим разговором, а женщина улыбалась Кеше, и чёрные круглые глаза её блестели из-под берета привлекательно и живо.

- Вот, бездар-р-рность! Сидит, понимаешь, всякое убожество, - пожаловался ей Кеша в сильном раздражении. - На всяких сумках, узлах... А я лично всегда презирал вещи. Если мне не изменяет память, деньги - это вообще сор. Они не имеют для меня никакой ценности. Ни малейшей притягательности - вообще!

Кеша оглянулся на монаха, полагая, что тому понравились его слова. Монах всё слышал. Однако встречаться с Кешей взглядом не стал, а нахлобучил свою чёрную стёганую шапку поглубже и словно задремал.

- А я вот тоже так считаю! - обрадовалась женщина. - Чего мелочиться? Ну, чего их жалеть, деньги? Один раз живём... Уж если водку покупать, то ящиком, а если наливать кому, то гранёный. Дать так дать! Правильно?.. Плеснули, как куколке. Теперь сиди до автовокзала на нервной почве. Ни два, ни полтора. Там буфет дешёвый.

Автобус стал притормаживать, поворачивать, и женщину сначала качнуло в сторону от Кеши, а потом наоборот.

- Проводишь за кустик? - припала она. - А то я со всеми не могу. Брезговаю я. Нервничаю сразу.

Кеша вышел вместе с ней на обледенелую дорогу и сощурился от яркого солнца и резкого ледяного ветра. Встречный автобус, полупустой, стоял тут же, и оба водителя уже разговаривали о чём-то, опустив стёкла кабин и не выключая моторов. Кеша почесал шрам под шапкой.

- Ты знаешь, я в тот автобус пересаживаюсь, - хмуро сообщил он женщине. - Так что, идём по-быстрому.

- А может, я по-быстрому не умею? - хохотнула она и побежала вперёд, двигаясь на стоптанных каблуках, похожих на стёртые копытца, значительно легче Брониславы. Однако на обочине дороги поскользнулась, взмахнула руками и упала, съехав с насыпи.

Кеша отряхивал с неё снег и приговаривал с досадой:

- Разве можно прыгать, как коза пресловутая, да ещё вертеть головой по сторонам? Так вы можете погнуть свои ножки ещё больше.

Монах, шедший за ними следом, остановился на краю дороги. И женщина рассмеялась.

- Видишь? С нами не идёт, - громко сказала Уховёртка про монаха, оглядываясь то и дело. - Взрослый, а стесняется.

Монах будто не слышал её. Он рассеянно глядел в еловый могучий шумящий лес, размышляя о чём-то, и ветер колыхал полы его чёрной, выгоревшей от времени одежды.

-- Ватки-то побольше надо было подстегать! - не унималась Уховёртка. - Женской рукой желательно...

Потом Кеша стоял в стороне, карауля её за кустами и не сразу отводя глаза в сторону. Она присела совсем рядом.

- А ты знаешь, за что здесь людей презирают? Эти кержаки местные? - спрашивала она между делом. - Орут сразу: "Она по всей пьёт! Она по всей пьёт!" Представляешь? Пальцем тычут... А монашек-то - ничего.

Сквозь ветки мелькнула в кустарнике ненароком её смуглая кожа - раз и другой. "Нет, не сорок... - посматривая мельком, думал Кеша про её возраст. - Тридцать пять... Хм, тридцать один".

Брюки она натягивала, не стесняясь, как это делают дети, и говорила, тягуче улыбаясь:

- А я думала, ты мне сумку до маминого дома донесёшь. Я сала с собой взяла, от свекрови. Солёного. С чесноком... А может, донесёшь? А то я все руки в городе себе оборву. И так два ногтя обломала, аж больно.

Кеша немного удивился, когда понял, что молнию на куртке он застегивает ей сам. И глядит ей в глаза, и чуть-чуть шевелит бровями - для завлекательности.

- Да, тебе хорошо, у тебя полушубок тёплый... - канючила она, поглаживая его рукав. - У меня такого нету.

- Нет, так будет. Иди-иди. Ишь! Уховёртка. Ты уже пококетничала, - спохватившись, нахмурился он, - А я ещё нет. Мне же тоже надо. Полушубок полушубком, но я... Как проницательный человек, ты должна понимать: у солидного мужчины может существовать жена и супружеская верность, между прочим. Обязанности и всё такое, - однако шлёпнул её по заду вдогон.

- Ой! - отзывчиво вскрикнула она, убыстряя весёлый шаг.

В ту минуту нечто рыжее, быстрое мелькнуло в стороне и исчезло за сугробом, как если бы пробежал меж стволов рыжий заяц. Кеша пригляделся в недоумении - и забыл про то сразу, провожая глазами женщину, взбирающуюся по откосу. "...Тридцать четыре", подумал он, впадая в странную рассеянность. Кеша отчего-то больше не торопился.

- Кочегарка, дер-р-ревня... - бормотал он, передёргивал плечами под замершей осиной и удивлялся сам себе. - Придёт же в голову, в самом деле... Когда я создан совсем для другой жизни! Это же за версту видно!

- ...А дом вообще можно не продавать, - решил он через минуту. - Пустить в одну половину квартирантов. Брать с них плату. Вечный хлеб! И вечная водка, между прочим... Город, всё-таки. Цивилизация. Там же не такая бездарность, как здесь! Там - Хрумкин с блок-флейтой. И Зойка. На скамейке запасных... И потом, разве может слабая пресловутая женщина одна всем этим распорядиться - всей своей недвижимостью!? Нервная, к тому же... Нет, тут нужна крепкая мужская рука, ибо...