На острове Буяне

Но тут паутина дрогнула, затрепетала всюду, будто серая шелковистая кисея - двери начали открываться одна за одной с невероятным, пронзительным скрипом. И из каждой на звук блок-флейты выходило по нарядной странной женщине! На первой раскачивались мерно шкуры мёртвых зверей. На второй глухо стучали частые бусы, выточенные из умершего дерева. На третьей были браслеты и ожерелья из костей покойных слонов. Все три сжимали в руках медленно погибающие цветы, отрезанные от своих корней. И приторный запах корицы разлился в пыльном сквозняке. Седые как волки, женщины двигались к Кеше с пылающими, колючими от вожделения, глазами.

- Ну и "кадры", гадство, - опешил коленопреклонённый Кеша.

Он вскочил с пола, преодолев музыкальный плен в одно мгновенье. Потом попятился, заорал от ужаса и забился в тоске, упав спиною на шаткий стол. Он озирался ещё, отыскивая глазами флейтиста, и не находил его нигде:

- Хрумкин! Сволочь. Мы так не договаривались!.. - дрыгал он ногами.

Но только невидимая флейта всё играла и играла, подвывая сама себе. И три плотоядные седые старухи тянули скрюченные пальцы к Кешиной шее, приближаясь неотвратимо и клацая фарфоровыми ровными зубами.

- Цыц! Лярвы! - приказывал им Кеша, пытаясь спрятаться под стол и брыкаясь. - Цыц, лярвы, цыц!

И все три вцепились в его плечи одновременно. Они затрясли, задёргали Кешу в разные стороны.

- Господа женщины! Давайте по-доброму. Господа женщины! - кричал он, отбиваясь. - Согласен на всё. Как всегда, на всё. По ходу жизни.

Он сильно надеялся на какой-нибудь обманный манёвр в далёком будущем. Но флейта взвыла вдруг по-волчьи!.. Кеша вздрогнул, проснулся и расстегнул ворот полушубка трясущимися руками.

- ...Ну, вот, сходил на "кадры", называется, - забормотал он в автобусе, не слыша своего голоса за гулом мотора. - Ну, Хрумкин: привёл! К высшим идеалам, гадство... Всем лярвам лярвы - хрумкинские лярвы: чуть без наследства не оставили... А как ведь хорошо играл поначалу! Косая бездар-р-рность.

Он стряхнул с себя дурной сон, оттолкнул женщину, теребившую его за рукав и что-то кричащую, и начал быстро рисовать ногтем на заиндевевшем окне автобуса клетки и углы, пряча подбородок в рыжий ворот полушубка. Из них получались многочисленные слепые домики. Они подтаивали немного от пальца - и подтаивали ещё сильнее, если Кеша на них дышал.

- ...Эй! Мычишь и мычишь! - кричала женщина. - А чего мычишь-то? Рассказал бы, что ль. Ску-у-учно!

Долгое время Кеша посматривал на неё с опаской. И всё удивлялся тому, что женщина - не старая. В короткой куртке и в дешёвых синих джинсах, она склоняла к нему голову в волосатом вязаном берете, ложилась на плечо и пронзительно сообщала всякую дребедень прямо в ухо - сначала про мужей, потом про свекровей, потом про золовок. Он втыкал холодный влажный палец в ушную раковину и тряс, чтобы не так свербило. Но кивал женщине:

- Говорите, говорите. Я пытаюсь выяснить, что у вас в подсознании. Вы раскрываетесь по Фрейду!

Кеша снова рисовал ногтем на окне слепые, подтаивающие дома.

- Какому Пофрейду? Раскрываюсь? - не понимала женщина. И допытывалась: - Ты, что ль, Пофрейд? А по тебе не скажешь.

- Это псих такой один был, Фрейд! - перекрикивал он шум мотора. - Умер уже! По ходу жизни. Но я успел изучить его. Досконально!

- А-а-а, - понимающе кивала она.

Он пояснял ей:

- ...Иностранец - Фрейд! Вы его не знаете, - потом тёр пальцем и царапал ногтем старые бороздки на окне, быстро затягивающиеся льдом, как туманом.

- Они слабые. Иностранцы, - норовя сказать в самое кешино ухо, женщина стукалась лбом в его скулу. - Наши психи крепче - наших даже связывают. Я санитаркой работала два месяца, знаю.

- Зато иностранные психи умнее, судя по Фрейду. Женщина! Зачем вы всё время колотите меня своей головой? - отодвигался Кеша, трогая ушибленную скулу с осторожностью. - Почему вы стремитесь меня хоть чем-нибудь, да травмировать? Я же вас ничем не обижаю. Ни головой, ни руками.

- Не помрёшь, - смеялась женщина. - Нежный какой. А я говорю тебе: наши психи - умней! У нас один на Марсе даже кем-то работал. Большим кем-то.

- Ясно, - сказал Кеша.

- У него на Марсе свой коттедж остался. С огородом. Он и кур там развёл, на нервной почве. Голландских.

- Там кислород есть, - солидно покашлял Кеша.

- А он говорил, нету. На привозном там живут. Этот псих кислородом как раз там торговал. Он на тебя был точь-в-точь похожий. И думаешь, в какую санитарку он влюбился? Нет, в какую, в какую?

Кеша крякнул и не ответил.

- В меня! Потому что у меня греческий нос! - охотно сообщила женщина. И пояснила: - Я в детстве гречки много ела. На нервной почве. Видишь, повлияло... А ты каких женщин больше любишь?

- Глухонемых! - замахал руками Кеша, отодвигаясь. - Теперь - исключительно глухонемых.