На дворе стояла ранняя весна. Я участвовала в волонтерской программе помощи пожилым людям, нуждающимся в уходе. За мной были прикреплены два совершенно немощных старика и одна еще бодрая, но сумасбродная бабулька. Это воскресенье было ее днем, и я с самого утра помогала ей не только в уборке, готовке, но также пыталась объяснить, что не стоит с балкона бросаться кашей в прохожих, иначе ее определят в какой-нибудь затхлый государственный дом престарелых. Я потратила на разговоры, уверения и разъяснения часа четыре. В итоге она согласилась, что это не так уж весело. Мы договорились, что, если она еще захочет покидаться в кого-то кашей, то позвонит мне, и мы пойдем в городской парк кидаться кашей в уток. Им это наверняка понравится.
С облегчением я вышла от бабки и направилась в общежитие. На улице уже сгустились сумерки, стояла промозглая погода, я посильнее завернулась в теплую кофту, накинула капюшон и пошла к остановке. Простояв около десяти минут, я так и не дождалась автобуса. Пришлось плестись в общежитие пешком. Так и теплее, и быстрее, подумала я. Тем более что до студенческого городка было всего-то пять остановок. Дойду, а заодно забегу и куплю стаканчик кофе. Пройдя несколько кварталов, я решила сократить путь и пойти не по маршруту автобуса, а срезать угол. Наверное, это была не самая лучшая идея, но тогда она показалась мне очень даже удачной.
Я брела по темным безлюдным переулкам, пока не вышла на освещенную улицу, где витрины светились разными огоньками, а у тротуара столпились девушки, скажем так, зарабатывающие тем, что умели. Я шла, опустив голову и только изредка поглядывая в их сторону. Они громко смеялись и даже звали меня к себе. Я не реагировала и шла дальше. Пройдя почти всю эту яркую веселую улицу, остановилась на светофоре и оглянулась, чтобы еще раз взглянуть на них. Вот тут я заметила ее. Маленькое тощее тельце в короткой ярко-желтой юбочке и тонкой полупрозрачной кофточке. На голове — короткий ежик, лицо ярко и безвкусно накрашено, а под левым глазом темнеет след чей-то тяжелой руки.
Загорелся зеленый свет, я сглотнула и хотела опустить голову и идти дальше, но так и вросла в асфальт. Снова посмотрела на нее, и по телу прошел разряд тока, вся кожа покрылась мелкими противными мурашками. Словно я смотрела на себя, ту, кем могла стать, если бы не оказалась в приюте. Губы были сухие, а руки в карманах влажные. Перешла через дорогу и подошла к ней. На вид — не больше тринадцати, глаза крупные и полные страха, на шее, щеке, руке — ссадины.
— Привет, — сказала я. — Тебе холодно?
Она не ответила и с ужасом посмотрела себе за плечо.
Из темного угла выплыл толстый мерзкий мужчина с редеющей бородкой и рытвинами по всей физиономии. Он назвал сумму. Я вначале не поняла, а потом, посмотрев на нее, кивнула. Мы пошли к двери в соседнем здании, которую я даже не приметила. Тяжело сглотнула, заходя в темный прокуренный бар подвального типа, где было много свободных столиков и сидела парочка уже пьяных посетителей. Внутри у меня все сжалось от запаха алкоголя, сердце рвалось из груди, все мышцы напряглись. Хотелось развернуться и бежать куда глаза глядят, бежать подальше отсюда. Но в баре мы не остались, а прошли в какую-то дверь и дальше по коридору. Через мгновение я оказалась в маленькой комнате, где стояла деревянная низкая кровать с застеленным серым бельем и одна прикроватная тумба, на стене была прибита вешалка для одежды, а на потолке висела одинокая лампочка без плафона. Достала деньги и отдала мерзкому типу, после чего дверь за ним закрылась.
Мы разулись, и она начала раздеваться, но я, очнувшись, резко сказала:
— Стоп, стоп, не надо.
Она удивленно посмотрела на меня.
— Есть хочешь? — спросила я.
Она кивнула.
— А пить? Колу? Чай?
— Кофе с коньяком, если можно, — промямлила она, потупив взгляд.
— А как заказать? Надо вернуться в бар? — спросила я, мои руки тряслись, во рту пересохло.
— Я позвоню, — сказала она.
Кому-то позвонила, заказала картофель фри, мне — чай, себе — кофе с коньяком.
— Может, шампанского? — спросила она, но я отказалась, алкоголь я не пила вовсе, да и было не до шампанского.
Через пять минут нам принесли на подносе наш заказ. Мы придвинули тумбу к середине кровати и поставили на нее еду и напитки. Она молча поглощала картошку, запивая кофе, а я пыталась протолкнуть в себя горячий чай.
— Сколько тебе лет? — спросила я.
— Восемнадцать, — с полным ртом проскрипела она детским голосом.
— Не похоже, — констатировала я.
— Ты что, из полиции? — испуганно спросила она.
— Ну уж нет, — бросила я.
Она улыбнулась, потом дожевала картошку, допила одним большим глотком кофе и спросила:
— Что хочешь? Что мне сделать?
Я замерла от ее вопросов. Просто остолбенела, потерялась.
— Хочу поговорить, — выдавила я.
— Просто поговорить? — удивилась она. — Мне нельзя разговаривать с клиентами. Меня накажут.
— Но это же мое желание, пусть накажут меня, — уверенно сказала я.
Девчонка ухмыльнулась.
— Желание клиента закон, — согласилась она и залезла с ногами на кровать.