На озере Великом [авторский сборник]

Склонившаяся над тропкой, кроваво-красная, опалённая заморозками рябина с чёрными, свернувшимися в трубку листочками вдруг сильно тряхнула всеми своими гроздьями, окропив белёсую, в инее, траву будто каплями горячей крови — россыпью пунцовых ягод, и наперерез нам из глуби леса с хрустом и треском вышли двое — сперва Петрак, за ним Валька. Оба в полном охотничьем снаряжении: рваных шубейках, подпоясанных патронташами, тёплых шапках, резиновых сапогах, на одном плече — ружьё, на другом — мешок с чучелами. Из рваной мешковины торчали острые деревянные клювы. Было что-то грозное в их внезапном и шумном появлении. И так же грозно прозвучал их ответ Анатолию Ивановичу, спросившему, какого лешего понадобилось им в чаще:

— Кости искали!..

С нами был новичок, впервые попавший в Мещеру, но много наслышанный о всяких чудесах этого таинственного края. Он приметно вздрогнул, замедлил шаг и с жадным интересом спросил:

— Какие кости?

— Шибаевскую почтальоншу волк задрал, — закуривая, ответил Петрак.

— Как — задрал?

— А вы у Вальки спросите, его новость, — кивнул на своего напарника Петрак.

— Известно — как! — сиповато и угрюмо отозвался тот. — Удушил за горло, после всю мякоть объел.

— И ты что же, впрямь ходил кости искать? — с насмешливым сожалением спросил свояка Анатолий Иванович. — Нешто волки нападают на человека об эту пору?

— Известно, не нападают, — так же спокойно ответил Петрак, с наслаждением затягиваясь крепким самосадом. — Да ведь надо Вальке проверку сделать. Он с того и привык врать без удержу, что никто его за руки не хватает.

— И с чего ты всё брешешь, Валька? — укоризненно сказал Анатолий Иванович.

Пятнадцатилетний Валька играл под мужичка: он солидно горбился, баловал куревом, при разговоре не смотрел собеседнику в лицо, что, впрочем, было ему и трудновато, поскольку взгляд его целил то вверх, то вбок, с ответами не торопился, как человек, знающий себе цену. Он и сейчас помедлил, а затем произнёс с горькой иронией:

— Кобель брешет, а мне брехать не положено!

— Ну, а кости-то нашли? — приставал москвич.

— Нашли, — сказал Петрак. — Лошадий череп у прудка какой год дождями моется. Валька споткнулся об него, чуть в штаны не намочил.

Презрительная усмешка тронула красные Валькины губы, но он никак не отозвался на шутку Петрака.

— Скажи, Валька, тебя за что из школы выгнали? — поинтересовался Анатолий Иванович. — За неуспех в науках иль за враньё?

— Ещё б не выгнали, — куда-то в пустоту отозвался Валька, — когда я им школу чуть не спалил!

— Это как же так?

— Очень даже просто. С девчатами в сенях цигарки курил, ну и обронил уголёк.

— Опять врёт! — радостно изумился Анатолий Иванович. — Девчата с тобой не водятся.

— За прогулы его выгнали, — вмешался Петрак. — Я спрашивал учительницу. Охота пуще неволи, он весь сентябрь в Прудковской заводи да на Салтном проучился. Эх, Валька, Валька! — добавил он каким-то другим, потеплевшим, сожалеющим тоном. — Забаловался ты без отца, без матери. Некому тебя выпороть, некому за вихры потаскать!

— За вихры — это и тётка умеет! — угрюмо отозвался Валька.

— Куда там! Ей и своих не перетаскать, полдюжины мал мала меньше. Ничего, мы тебя в шофера наладим.

Я с удивлением смотрел на Петрака — его смуглое, грубое, узкоглазое, в острых оспинках лицо, словно спрыснутое под кожей на левой щеке и виске синь-порохом, было сейчас раздумчиво-ласковым, почти нежным.

— Мне в шофера никак нельзя, — заявил Валька с некоторым даже торжеством: — зрение не позволяет. Я всю окружность наоборот вижу.

— Как это — наоборот?

— Кверху ногами. Где для тебя земля, для меня небо, тебе — голова, а мне, скажем, пятки.

— Ладно врать-то! Чирков в лёт колошматишь, значит и за баранкой углядишь. Ишь, стервец, в паразиты метит!

Валька пожал плечами и, ссутулившись, прошёл вперёд. Анатолий Иванович поинтересовался, зачем Петрак и Валька взяли с собой чучела.

— Так мы ж на ночёвку идём, — ответил Петрак.

— На утреннюю зорю? — удивился Анатолий Иванович. — Так ведь не подсаживается утка!

— Знаю, что не подсаживается, — согласился Петрак. — Да и на пролёт её не больно возьмёшь, в поздноту летит.

— Тут всё-таки шанс есть, хоть порох потратишь, а утреннее дело мёртвое.

— Знаю, — досадливо отмахнулся Петрак. — Да Валька привязался: пойдём на ночь. Один-то боится. Набрешет разных страстей и сам же пугается.

— И что это с погодой делается? — задумчиво сказал Анатолий Иванович. — В прежние годы до самых праздников охотились, а нынче в октябре пусто. Да, погодка! В августе заморозки были! Помнишь?

— И всегда теперь так будет, раз льдина подошла! — обернувшись, веско сказал Валька.

— Какая льдина?

— Известно какая, во всех газетах пишут. Огромадная льдина подошла к нашей земле. Айз… берег называется. Пока она вся на солнце не истает, будут холода стоять.

Анатолий Иванович негромко, со вкусом захохотал. Но Петрак даже не улыбнулся.

— Ты мне покажешь эти газеты! — сказал он угрожающе.

— Я сам не читал, — пробормотал Валька, — люди сказывали.