На перекрестке цивилизаций

Заимствования из Ветхого и Нового заветов свидетельствуют о хорошей осведомленности автора Корана в вопросах иудаизма и христианства. Это, кстати, подтверждают и факты из биографии Мухаммеда — общение с раввинами и монахами во время его странствий в качестве погонщика верблюдов.

Некоторые разделы Корана, например, описание ада и рая, носят поэтическую окраску, явно навеянную арабской лирикой того времени.

1001 год Великого Слепца

На перекрестке древней дороги Халеб — Дамаск и старой, полузаброшенной дороги, идущей из Латакии к Пальетре и далее на восток, в Индию, расположен небольшой городок Маарет-эн-Нууман. Я знаю, сколько бы ни прошло лет, я никогда не забуду это местечко. Вот и сейчас, я закрываю глаза, и память мгновенно переносит меня в далекую Сирию, в Маарет-эн-Нууман. Передо мной разбегаются пыльные улочки. Я вижу лавки, харчевни, мастерские ремесленников. Я иду к центру городка мимо базара, иду к массивному дому, выходящему на улицу, как и полагается, глухой каменной стеной. Я открываю тяжелые деревянные ворота и вхожу во внутренний двор сравнительно нового дома, вымощенный каменными плитами. На противоположной стороне двора — два стройных, совсем молодых дерева, а под ними могила. Старое, изъеденное временем каменное надгробье. Такое старое, что уже невозможно прочитать высеченную на нем надпись. Но на стене дома, выходящей во двор, прибита черная дощечка, на которой значится по-арабски:

Ахмад бен Абд-ула бен Сулейман ат-Таннуджи

363–449

973—1058

Первая строчка цифр означает годы жизни поэта по арабскому летосчислению, вторая — по нашему. Миру он известен как Абу-ль-Аля аль Маарри, что значит: отец Аля из Мааррета. Хотя никогда в жизни Абу-ль-Аля ничьим отцом не был. Для сирийца это имя означает примерно то же самое, что для немца — Гёте, для англичанина — Шекспир, для русского — Пушкин.

Имя Абу-ль-Аля я услышал впервые при следующих обстоятельствах. Однажды я ехал из Хамы в Халеб в компании пятерых арабов. Долгая езда утомляет. Мои спутники дремали. Я хотел было последовать их примеру, да никак не мог отключиться. Насколько хватало глаз, вокруг расстилалась тщательно возделанная равнина, кое-где вспученная мягкими возвышенностями. Может быть, в другой стране и не обратишь особенного внимания на землю, покрытую зеленью. Но только не здесь! Привыкшие к желтизне гор и пустынь глаза никак не хотят отрываться от изумрудного ковра ранних всходов.

Синяя стрелка на обочине шоссе с названием близлежащего населенного пункта, на которую я не обратил никакого внимания, привела нашего водителя в возбужденное состояние. Молчавший всю дорогу, он обернулся к дремавшим на заднем сиденье пассажирам и начал о чем-то с ними переговариваться. Помнится, что весь остальной отрезок пути мои арабские попутчики провели в оживленной беседе. Насколько я мог понять, время от времени произносились стихи. Поймав мой вопросительный взгляд, шофер ткнул пальцем в сторону оставшегося давно позади селенья и сказал: «Маарри». Большего я добиться от него не смог. Я, однако, понял, что речь шла об очень популярном человеке, скорее всего поэте, творчество которого связано с промелькнувшим мимо нас городком…

В библиотеке я нашел книжку стихов Абу-ль-Аля аль-Маарри[1]. Я открыл ее наудачу и прочел:

Рассудок запрещает греховные поступки,
Но к ним влечет природа и требует уступки.
В беде житейской опыт не может нам помочь:
Мы верим лжи бесстыдной, а правду гоним прочь.

А в другом месте:

Закон стрелы: лететь быстрей, чем птица,
Щадить стрелка и смерти не страшиться.
Спиной, как беззащитные рабы,
Мы чувствуем следящий взор судьбы.

И в том же роде все 142 страницы текста.

Потом я слышал эти стихи в арабском звучании. И читал подстрочные переводы. И еще раз убедился, что переводить великих поэтов под силу лишь великим поэтам…

О жизни Абу-ль-Аля известно не слишком много. Родился он в городе Мааррет в семье ученого богослова. По-видимому, он был единственным ребенком, которому родители уделяли достаточно ласки и заботы. Однако, как сообщается в одном из предисловий к его сочинениям, мальчика постигла злая участь. Заболев в возрасте четырех лет оспой, он потерял левый глаз, а бельмо на правом сделало его полностью слепым. И тогда, говоря словами автора предисловия, «он направил свет зрения в область мысли, чудес литературы, диковин философии и прелести стихов».

Известно еще, что в молодые годы поэт совершил путешествие в Багдад. Бывал он и в Халебе, Латакии, Антиохии, Дамаске. Он встречался со многими выдающимися мыслителями, учеными и поэтами своего времени. Особенно сильное влияние на него оказали литераторы, группировавшиеся вокруг багдадского кружка «Братья чистоты», создавшие большой труд энциклопедического толка.