На пересечении

Арайа посмотрела на Элубио, и в ее глазах читалась неприкрытая ненависть. Девочка изо всех сил пыталась вести себя, как положено кроткой даме из почтенной семьи, но ее сердце переполнял гнев на самодовольного мерзавца. Родон проигнорировал выпад в свой адрес, словно его вообще не интересовало тявканье мелких шавок, но на лице доктора Клифаира нельзя было не заметить раздражения. Он чувствовал негодование оттого, что молодой человек, будучи в этой семье гостем, не стыдится оскорблять хозяина, который всегда был добр к нему.

Господину Закэрэль подобная обстановка тоже была неприятна. Все эти годы он предпочитал держаться от людей подальше, не в силах примириться с их жаждой власти, богатства и славы. В городе Закэрэль и вовсе стремился появляться как можно реже, так как именно здесь ненавистные ему человеческие пороки приобретали наиболее выраженную окраску. Лархана же тянуло к дикой нетронутой природе, к животным и птицам, и он искренне дорожил своим уединением, предпочитая общаться разве что со зверьми.

Мужчина любил долгие прогулки по лесам и болотам, куда редко ступала нога человека. Он легко узнавал птиц по чириканью, а животных по их следам. Все, что связывало его с лесом, было чистым, невинным и искренним, в то время как город источал зловоние человеческой сущности.

Сидя в этой комнате, мужчина думал о том, как сильно ему хочется вернуться домой, наполнить кормушку для птиц и пройтись по любимому лесу. Он хотел жить тихо, в уединении, не связываясь с людьми и не требуя у них ничего взамен. Покой был для него единственным истинным сокровищем, и поэтому Лархан решил сразу же после ритуала покинуть ненавистный город.

Мысли Эристеля окружающим не были ясны. Его взгляд то и дело останавливался на прямоугольном свертке, отчего Элубио не выдержал и, хлопнув его по плечу, весело заявил:

— Да не бойтесь вы так, доктор. Ничего вам эта книжонка не сделает. Будет, что внукам рассказать, если, конечно, таковыми обзаведетесь. А то люди всякое болтают…

Баркал ядовито ухмыльнулся, и Элубио подмигнул северянину, желая обратить все в невинную шутку. Он вообще любил шутить подобным образом: говорить гадость, а потом улыбаться, мол, без обид.

Эристель заставил себя улыбнуться в ответ, и впервые молодой Кальонь почувствовал, как сильно ему неприятен этот человек. И дело было даже не в том, что он крутился подле Найаллы. Что-то в этом чужеземце казалось неестественным, словно кукла пыталась выдать себя за живого человека. Его белые волосы, бледность и непривычный цвет глаз вызывали ощущение какой-то карикатурности, а отсутствие южного темперамента и вовсе раздражало. И тем не менее было что-то еще, что Элубио никак не мог разобрать. Оно проскользнуло при первой встрече — нечто отталкивающее, но затем укрылось в памяти и уже не возвращалось. Теперь Элубио видел перед собой лишь тихого забитого докторишку, который наверняка содрогался от страха при виде черного предмета.

— Вы, наверное, такого даже близко не видели? — продолжал веселиться молодой Кальонь, подтрунивая над приезжим.

Но вот Рикид сделал знак, и в комнате воцарилось молчание. Собравшиеся устремили взгляд на сверток, который маг начал осторожно разворачивать. Когда появился уголок книги, по телу присутствующих пробежал холодок. Теперь глаза каждого в этой комнате были буквально прикованы к черному предмету, и невольно хотелось затаить дыхание. Черная обложка, на которой были выдавлены неизвестные письмена, мрачно выделялась на поверхности стола, и в этот самый миг присутствующим показалось, что книга тоже смотрит на них. Она заглядывала прямо в сердце, отыскивая самое сокровенное, проникала под кожу холодом и сыростью, наполняя сознание привкусом отчаяния и безнадеги. Солнечный день, что пытался пробиться сквозь шторы, внезапно унесся куда-то далеко, и собравшиеся чувствовали, как о ставни начала царапаться холодная дождливая ночь. Огоньки на свечах задрожали, словно дыхание мрака коснулось их, поглощая жалкие крупицы тепла, а затем пламя стремительно вытянулось.

Рикид обвел взглядом окружающих, а затем начал произносить магическое заклинание. Голос его звучал глухо и вбивался в сознание присутствующих тяжелыми ударами. Глаза затуманились, словно мужчина полностью погрузился в другую реальность. Затем дрожащая рука колдуна осторожно легла на поверхность книги, отчего пламя свечей внезапно начало искрить. Присутствующие начали встревоженно оглядываться по сторонам, словно в комнате появился кто-то еще, кого никак не удавалось разглядеть. В этот миг им показалось, что черный предмет дышит.

— Имя! — закричал Рикид. — Назови имя своего хозяина!

Затем колдун взял со стола приготовленный кинжал и, порезав себе ладонь, вновь прижал ее к поверхности книги.