На пике века. Исповедь одержимой искусством

Джорджо Джойс переживал тяжелые времена. Его жена Хелен сошла с ума и металась по Парижу с двумя голубыми персидскими котятами на руках, которыми пыталась привлечь к себе внимание. Она крутила роман с маляром за городом и вообще пыталась соблазнить каждого мужчину на своем пути. Джорджо обосновался в Париже у нашего друга Понизовского. Он приехал ко мне в надежде, что я смогу его утешить и дать ему совет. Он очень волновался за своего сына и надеялся забрать его у жены. Однажды вечером, когда мы были в ресторане, туда заявилась Хелен с сиделкой, которая должна была за ней следить, и устроила чудовищную сцену. Я сразу ушла. Это был сущий кошмар, и мы с Понизовским боялись, что Джорджо упрячет ее в лечебницу. Мы не осознавали, насколько она больна, и пытались уговорить Джорджо оставить ее на свободе. Она влезла в долги у всех портных, поскольку ко всему прочему страдала folie de grandeur[41]. Она пошла в полицию и обвинила в шпионаже свою подругу Эльзу Скиапарелли, Джеймса Джойса и еще нескольких людей. Она в самом деле становилась опасна, но я не могла вынести мысли о том, что она окажется под замком. Это неизбежно случилось, когда она сделалась буйной. Джорджо отнял у нее ребенка, и для нее это стало последней каплей. В конце концов полиция отвезла ее в кошмарную maison d’aliénés[42]; Джорджо смог перевести ее в санаторий, где за ней должны были ухаживать, но этого, разумеется, никто не делал. Мы отправили телеграмму ее брату Роберту Кастору, чтобы он увез ее обратно в Америку, и он прилетел на «Клиппере». Он не удивился новостям: до этого она уже год провела в санатории в Швейцарии. Тогда Джорджо был рядом и присматривал за ней, но теперь его силы иссякли. Хелен находилась не в том состоянии, чтобы брат мог ее увезти, но он договорился, чтобы ее отпустили сразу, как только она станет спокойнее. Он хотел, чтобы Джорджо отвез ее в Нью-Йорк, но Джорджо подлежал призыву во французскую армию и не мог покинуть страну. Как раз в то время со мной произошел несчастный случай.

Как-то вечером я пришла домой после ужина с Бранкузи и ко мне зашли в гости Джорджо с Беккетом. Я жила в доме Мэри, который я у нее арендовала, пока она жила в Аркашоне с Марселем и супругами Дали. Мэри не хотела покидать Париж, но Марсель так боялся бомбежек, что не мог остаться, и ей невольно пришлось последовать за ним. Беккет сильно напился, и Джорджо уложил его спать. Мы продолжили пить с ним вдвоем. На следующее утро Беккет все еще был у меня, и я решила взять его с собой на чай с Кандинским. Я уже давно хотела увидеть мастерскую Кандинского в Нейи-сюр-Сен, в современном многоквартирном доме. Беккет перевел предисловие к каталогу выставки Кандинского, и поскольку он был знатоком немецкой живописи, я подумала, что ему стоит взглянуть на картины Кандинского.

Но нам не было суждено в тот день встретиться с Кандинским. Спускаясь по мраморной лестнице к двери, мы прошли мимо Фэнни, служанки Мэри. Я пересеклась с ней взглядами и поняла, что она помнит Беккета: она подавала ему завтрак в постель, когда мы жили в предыдущем доме Мэри. (Мэри переехала в соседний, побольше.) От воспоминаний у меня перехватило дух, и я, оступившись, упала с лестницы. Я приземлилась на правое колено и вывихнула его. К счастью, рядом оказалась Нелли — Беккет просто беспомощно стоял в своем обычном парализованном состоянии. Нелли заставила его перенести меня на диван и послала за своим врачом. Тот вернул мое колено на место, но в нем уже скопилась жидкость. На следующий день Нелли отвезла меня на скорой помощи в Американский госпиталь, где мне сделали рентгеновский снимок и, не обнаружив перелома, отправили домой. Мне приходилось все время лежать в кровати, и, поскольку я не могла двигаться, я привыкла молча и спокойно пережидать воздушную тревогу. В то время нас еще не бомбили, поэтому я не сильно нервничала.

Через несколько недель после многочисленных массажей я наконец смогла ходить. Мне нужно было найти себе жилье, потому что Мэри с Марселем собирались вернуться в Париж, где, как казалось, стало безопасно. Джорджо хотел, чтобы я сняла номер в отеле, где он жил со своей семьей. Я определенно не намеревалась так сближаться с ним, поэтому выбрала другую гостиницу.

На Рождество я вернулась в Межев к детям, но зимние наледи не позволяли мне много ходить с моим больным коленом, поэтому я осталась недовольна своим визитом. На обратном пути я заехала на озеро Анси, чтобы взглянуть на новую школу Синдбада. Интернат в По не оправдал возложенных на него надежд.

Вернувшись в Париж, я стала целенаправленно скупать картины и скульптуры. В моем распоряжении после урегулирования ситуации с мистером Ридом были все средства музея, а также уйма свободного времени и сил. Моим девизом стало «покупай по картине день», и я исправно его придерживалась.